– И что узнали?

– Совсем плох Великий князь, – завздыхал Сорока, – лежит в горячке, с тела спал, а какая хворь на него напала, не могут объяснить ни волхвы, ни баяльники. Слух на торгу идет, что не жилец князь на этом свете. Усыга наведался к приятелям в детинец, и те ему подтвердили – плох.

Усыга прежде служил в дружине Великого князя, но Всеволод его прогнал за буйный нрав. Рогволд Усыгу приветил, и не в пику даже Великому князю, а просто чтобы не пропал зазря хороший мечник. Надо сказать, Усыга пока оправдывал доверие князя Берестеня. А что до буйного нрава, так и сам Рогволд не медом вымазанный.

– А на Даджбоговы дни Всеволод смотрелся соколом, – покачал головой Рогволд.

– Простудился, наверное. Ветерком прохватило.

От дурных вестей Рогволд посмурнел ликом. Смерть Великого князя многое может изменить в радимичской земле. Не зря, выходит, объявились близ Берестеня Горазд с Жучином. И не зря они мостят дорогу к Рогволду, который может оказаться первым у Великого стола.

– А кого на торгу в Великие князья прочат?

– Всяко говорят, – понизил голос Сорока. – Многие кивают на боготура Вузлева. Я было заикнулся, что князь Берестеня Великому князю Всеволоду по крови много ближе, а мне в ответ говорят – молод-де Рогволд.

– А боготур Вузлев, выходит, мудр и зрел?!

– Все же понимают, что за Вузлевом стоит кудесник Сновид, а за твоей спиной, князь Рогволд, никого нет. Слышал я на торгу и вовсе непотребное: рвутся-де к великому столу печальники богини Кибелы, а что это за люди и откуда взялись – никто не знает.

– Выдумки, – равнодушно махнул рукой Рогволд.

– Может, и выдумки, – охотно согласился Сорока, – но Рада тоже называет себя ведуньей богини Кибелы. И всю дорогу до Берестеня стращала нас с Усыгой ее карами. Колдун Хабал, которому она служит, человек и вовсе непонятный. А за тем Хабалом совсем уже темные люди стоят.

– Что еще за люди? – нахмурился Рогволд.

– Так я ведь человек маленький, – пожал плечами Сорока. – Ты лучше о них Раду расспроси.

Совет Сороки Рогволду показался дельным. Женщиной Рада была подозрительной, и все говорило за то, что действует она не по своему почину.

В потайной клети княжьего терема Зоря с Корягой вершили расправу над вилявой женкой. Обнаженное ее тело уже изрядно было помечено витенями, а Коряга продолжал отсчитывать удары:

– Шестнадцать… Семнадцать…

– Я же сказал – пятнадцать, – удивился усердию Коряги Рогволд.

– Пять от себя добавили, – пыхнул злобой Зоря. – Кусаться вздумала, стерва.

– Ладно, – согласился Рогволд, – пусть будет двадцать.

Вообще-то князь ожидал, что женка окажется покрепче духом, но Рада вопила так, словно с нее заживо сдирали кожу. Рогволд от женского визга поморщился и присел на соседнюю лавку. Разговор предстоял долгий и серьезный, и от того, удастся ли развязать язык женщине, зависело многое и в судьбе радимичской земли, и в судьбе самого Рогволда.

– Железом тебя придется жечь, женка, – сказал со вздохом Рогволд, – а то и кости ломать. Жалко, конечно, такое тело портить, но тут уж ничего не поделаешь – сама виновата.

– Да в чем я виновата? – всхлипнула Рада, пытаясь приподняться с лавки.

Коряга, не обращая на нее внимания, уже разжигал огонь в очаге, готовя пыточный инструмент. Рада смотрела на его приготовления с нескрываемым ужасом.

– Скажи добром, женка, кому служишь, – вмешался Сорока. – Не серди князя. Вина за тобой большая, но ведь и князь Рогволд сердцем милостив.

– Я служу Хабалу, – сказала Рада, – и ты это знаешь, Рогволд.

– Хабал мелкая сошка, а ты у нас птица высокого полета.

– Не будет тебе прощения, – выкрикнула Рада, – если начнешь пытать меня железом. Я ведунья богини Кибелы и служу только ей.

– Жаль, что упрямишься, женка, – вздохнул Рогволд. – Давай, Коряга.

Закричала Рада дико и звонко, но всего неприятнее был запах паленого мяса, который Рогволд терпеть не мог.

– Говори, дура, – зашипел на женщину Сорока, – а то изломают тебя так, что выйдешь отсюда калекой.

– К Богдану я шла, брату Великого князя, – выкрикнула сквозь слезы Рада.

– А зачем тебе понадобился Богдан, он ведь глуп как гусак?

– Ган Митус со своими сторонниками обещают Богдану поддержку, если он вздумает спорить за великий стол.

– А почему Бориславу Сухорукому не предложили власть?

– Борислав отказался. Книгочей он-де и более в усобицах участвовать не желает.

– А чем твой Хабал может помочь князю?

– Хабал поднимет шалопуг и урсов против Велесовых волхвов и боготуров, а к заваренной им каше подоспеют со своими дружинами хазарские ганы.

– Плохой выбор сделала твоя богиня, – сказал Рогволд, склоняясь к самому лицу женщины. – Богдан слишком слаб и глуп, чтобы удержать власть. И Хабал твой слишком слабая для него подпорка. Кто стоит за спиной Хабала?

– Не знаю, – затрясла головой Рада.

– Освежи ей память, – обернулся Рогволд к Коряге. Рогволд не испытывал удовольствия от чужих страданий, а тела Рады ему и вовсе было жаль. Если это тело испятнать каленым железом, то оно потеряет привлекательность для мужского глаза. В этот раз Коряга перестарался, женщину пришлось отливать холодной водой.

– Ган Митус метит в каганы, – сказала она, опамятовав, – а Богдан будет его ставленником в радимичской земле.

– Левую руку прежде ломать или правую? – деловито спросил Коряга.

– Начни с левой, – осуждающе покачал головой Рогволд.

– Я все сказала! – в ужасе закричала Рада.

– Про Лихаря забыла, – мягко напомнил ей Рогволд. – Будем и дальше освежать память или добром все скажешь?

– Не Лихарь он, – прошептала Рада, опуская глаза, – боярин. Вернее, был им.

– А ныне он кто? – впился в ее лицо глазами Рогволд. Рада медлила, неотрывно следя за приближающимся к ее телу железным прутом. Кат уже поднял свое сокрушающее кости орудие, когда она в ужасе крикнула:

– Живое воплощение Аттиса!

– Подожди. – Рогволд перехватил готовую уже опуститься руку Коряги. – Раз о главном сказала, то о прочем молчать глупо. Так ведь, женка?

Рада в ответ обессиленно кивнула головой. Рогволд приказал отвязать ее от лавки, смазать раны жиром и ташить наверх. В этой дышащей жаром клети ему самому стало невмоготу.

– Упрямая женка, – покачал головой Сорока. – Не всякий муж выдержит такое. А что это еще за Аттис?

– Малоазийское воплощение бога Велеса, – бросил через плечо Рогволд.

– Эк, куда вознесло боярина, – поежился Сорока.