– Я тебе не верю, Драгутин, – равнодушно отозвалась Всемила, – да это теперь уже не важно.

– Почему?

– Князь Рогволд захватил в полон Раду, которая поведала о твоих замыслах.

– Представляю, что могла наплести обо мне эта вилявая женка, – засмеялся Драгутин.

– Женщина призналась под пыткой, – возразила Всемила. – Рогволд повез ее на суд к Всеволоду. Твои замыслы раскрыты, Драгутин, отныне ты враг Велесовым ближникам, и Великий князь будет преследовать тебя. Мой совет тебе – уезжай как можно быстрее.

– Твоя богиня, кудесница Всемила, оказала мне высокую честь, сделав своим избранником, – разве тебе мало столь ясно выраженной воли Макоши? Что же касается Рады, то она лже-ведунья.

– Можно навести морок не только на людей, но и на богов, однако рано или поздно морок проходит, а кривда остается. Твои уста лживы, Драгутин, и с этого дня наши пути расходятся навсегда.

– Тобой не разум управляет, Всемила, а ревнивое сердце. – Драгутин резко поднялся с лавки. – Я повторяю тебе, Рада лжет, а возможно, лжет боготур Рогволд.

– Я узнала правду не от боготура Рогволда, а от своих соглядатаев, которых держу в его детинце. Этим людям я верю. Ты слишком долго жил в чужих краях, Драгутин, и там оставил свое сердце. А разум, ведомый только честолюбием, часто сбивает с истинного пути. Прощай и поторопись, ныне ты изгой в радимичской земле. Через день-два по твоим следам пойдут наемные убийцы.

– Наемные убийцы ходят по моим следам вот уже двадцать пять лет, с тех пор, как я поднял меч против князя Богуслава, изменившего правде славянских богов. Двадцать пять лет я отстаивал эту правду и в землях своих, и в землях чужих. А что касается измены, то она всегда стоит за спиной тех, кого гложет червь себялюбия.

– Не из ревности я гоню тебя из Макошиной обители, Драгутин, – Всемила в свою очередь поднялась с лавки, – а из любви к своей земле и к своему народу. Ибо такие, как ты, опасны и ближним, и дальним своим непомерным властолюбием и честолюбием. Не против кривды ты поднял меч двадцать пять лет тому назад, а для того чтобы согнать с великого стола ближнего родовича. Но ныне тебе великого стола мало – каганову булаву подавай! И ради этой булавы ты готов изменить своим богам и пролить кровь своего народа. Ты жестоко просчитался, Драгутин, боги не помогают лжецам. И тем, кто отступает от их правды, одна дорога – в вечные шатуны.

Всемила швырнула под ноги боярину золотую пластину Лихаря Урса и, резко развернувшись, покинула горницу. Драгутин поднял пластину и сжал ее в кулаке. Он был Шатуном, это правда. Он жертвовал Лесному богу урсов, как жертвовал и иным богам, из уважения к их печальникам, но никто не вправе говорить, что боярин Драгутин изменил правде своего бога. Спроса он не боится – ни божьего, ни княжьего.

Ярость, охватившая было Драгутина, быстро остыла на морозном воздухе. Удар, который нанесли ему противники, оказался чувствительным, но плакаться было некому, да и не время. Надо отдать должное гану Митусу и почтенному Моше, свою партию они начали с ловкого хода. У Драгутина не было сомнений, что Рада совсем не случайно оказалась в руках у Рогволда. А обманываются, в конце концов, те, кто хочет обмануться. Недаром же говорится, что простота хуже воровства. Обмануться насчет боярина Драгутина захотят очень многие люди. И за кудесницей Всемилой с охотою последуют князь Всеволод и Велесовы волхвы, которые, обвинив Драгутина, утеснят тем самым поддерживавшего его кудесника Сновида! Расправятся, естественно, и с боготурами, близкими к Сновиду и Драгутину. А результатом всех этих действий может быть полный крах князя Всеволода и кровавая усобица на землях Руси и Хазарии. Не приходилось сомневаться, что заговорщики готовы начать решительные действия уже в самое ближайшее время. Надо предупредить Сновида и поторопить боярина Заботу, который заплутал где-то с посланной князем Яромиром на помощь радимичам ратью.

Драгутин оглянулся на Макошин городец, покачал головой и стегнул витенем уставшего коня. За спиной оставались горечь и разочарование, а впереди ждала неизвестность.

Ицхак с интересом разглядывал пришельцев с затерянных в глухом лесном углу выселок. Эти Брыли внушали уважение и кряжистыми телами, и разумными глазами. Держались они с достоинством, присущим славянам – смердам, что выросли вдали от ганских и княжьих теремов. Ган Горазд, которого спрашивали смерды, был в недолгой отлучке, так что Ицхаку пришлось расплачиваться с вестниками из собственного кармана. Впрочем, о серебре он не жалел, поскольку сведения, доставленные лесовиками, стоили двух гривен.

– Так Шатуненок уже уехал из сельца?

– В Берестень они с Осташем собрались, – подтвердил старший из смердов, более разговорчивый, который назвался Доброгой.

Второй смерд пока не раскрывал рта, предоставив родовичу право отдуваться за двоих. Он даже шапку не снял с головы, что можно было расценить как неуважение к чужим щурам, но поскольку терем был не Жучинов, а Рогволдов, то Ицхак не торопился осуждать поведение гостя.

– Осташ собрался у Рогволда девку просить в жены, – продолжал Доброга. – Вознеслись Молчуны, ничего не скажешь.

– А вы, Брыли, их за это осуждаете? – прищурился на гостя Ицхак.

– Каждый сверчок должен знать свой шесток, – степенно ответствовал Доброга, – иначе порядка не будет. Сегодня Осташ пролез в боготуры, завтра Шатуненок вылезет в князья.

– Так уж и в князья?

– Ведунью он с собой возит, – понизил голос Доброга. – Вот ты объясни мне, купец, с какой это стати ближница Макоши связалась с сыном оборотня? А я тебе скажу с какой – сила за Шатуненком немалая, и эта сила идет от земли. Наши боги здесь пришлые, а Шатуны давние хозяева. Помяни мое слово, увидим мы еще Шатуненка на княжьем столе.

– Слышал я, что вы Лесному богу урсов кланяетесь в медвежьем капище.

– А отчего не поклониться, – слегка смутился смерд, – если польза от этого будет всем.

– Зачем же вы тогда против Шатуненка пошли?

– А кто пошел-то? – удивился Доброга. – Наше дело маленькое, рассказали все как есть, получили серебро – и прощайте, люди добрые. Что мы, совсем без ума – связываться с сыном оборотня? С Молчунами пусть твой Бахрам воюет, они ему кровники.

– Это когда же он успел им насолить? – искренне удивился Ицхак.

– Двадцать лет назад убил он на Поганом болоте Веско Молчуна, – пояснил Доброга. – Такое в славянских землях не прощается. Ты Бахрама остереги, купец, смерть ныне ходит по его стопам.

– Бахрама в усадьбе нет, – сказал Ицхак, к великому разочарованию Доброги. – Пасет он ныне в радимичской земле одного человека. Вы о боярине Драгутине ничего не слышали?

– Где тот боярин, а где мы, – развел руками Доброга. – Так, говоришь, Бахрам здесь не появится?

– Вряд ли. У перса свои дела, у нас свои.