Джордж Фаркер (1677–1707)

Песня из комедии «Хитроумный план щеголей»

Спою вам куплеты-пустышки,

Предмет этой песни — пустяк.

Внимайте, пустые людишки,

Желайте мне всяческих благ!

У нас пустяковая эра;

Коль ходу не дать пустякам,

Что делали бы кавалеры,

О чем бы шептались у дам?

Мужчины по моде пустяшной

Наденут дурацкий фасон —

Ведь женщинам нравится страшно

Напыщенный франт-пустозвон.

За девой повеса влачится,

Чтоб взять пустяковый трофей,

Похитит пустяк у девицы —

И тут же расстанется с ней.

За кофе иль чаем бездумно

Не высидеть нам искони,

Не будь за столом остроумной,

Но все же пустой болтовни.

Зато для пустячностей мерзких

Наш двор — ненадежный приют;

Ключей и жезлов камергерских

Там абы кому не дают,

Хотя, коль нужна вам обитель,

Где все пустозвонства цветы,

К сиятельству вы не зайдите ль?

Его обещанья пусты.

Карета с шестеркой лакеев —

Совсем не пустяк, я скажу!

Но часто пустых ротозеев

Внутри у нее нахожу.

С французским шампанским бутылка —

Все думают, это пустяк.

Но я уверяю вас пылко —

Не пейте его натощак!

Пустое — вдовица в печали,

Иль пастор в просторе морском…

Впустую мы мир подписали —

Кто знает, что будет потом?

Есть в церкви у нас пустосвяты,

Пустышки средь наших вояк;

Воротятся скоро солдаты

В казармы — вот будет пустяк!

Я слышал: «В театре рутина,

Все пьесы пусты!» Неужель?

Вдруг этому делу причина,

Что публика — из пустомель?

А впрочем, пустое все это,

Мораль здесь предельно проста:

Пустяк в голове у поэта,

И песенка эта пуста.

Перевод А. Серебренникова

John Gay (1685–1732)

Newgate’s Garland

I

Ye Gallants of Newgate, whose Fingers are nice,

In diving in Pockets, or cogging of Dice.

Ye Sharpers so rich, who can buy off the Noose,

Ye honester poor Rogues, who die in your Shoes,

Attend and draw near,

Good news ye shall hear,

How Jonathan’s Throat was cut from Ear to Ear;

How Blueskin’s sharp Penknife hath set you at Ease,

And every Man round me may rob, if he please.

II

When to the Old Bailey this Blueskin was led,

He held up his Hand, his Indictment was read,

Loud rattled his Chains, near him Jonathan stood,

For full Forty Pounds was the Price of his Blood.

Then hopeless of Life,

He drew his Penknife,

And made a sad Widow of Jonathan’s Wife.

But Forty Pounds paid her, her Grief shall appease,

And every Man round me may rob, if he please.

III

Some say there are Courtiers of highest Renown,

Who steal the King’s Gold, and leave him but a Crown;

Some say there are Peers, and some Parliament Men,

Who meet once a Year to rob Courtiers again:

Let them all take their Swing,

To pillage the King,

And get a Blue Ribbon instead of a String.

Now Blueskin’s sharp Penknife hath set you at Ease,

And every Man round me may rob, if he please.

IV

Knaves of old, to hide Guilt by their cunning Inventions,

Called Briberies Grants, and plan Robberies Pensions;

Physicians and Lawyers (who take their Degrees

To be Learned Rogues) called their Pilfering Fees;

Since this happy Day,

Now every Man may

Rob (as safe as in Office) upon the Highway.

For Blueskin’s sharp Penknife hath set you at Ease,

And every Man round me may rob, if he please.

V

Some cheat in the Customs, some rob the Excise,

But he who robs both is esteemed most wise.

Church-wardens, too prudent to hazard the halter,

As yet only venture to steal from the altar:

But now to get gold,

They may be more bold,

And rob on the highway since Jonathan’s cold:

For Blueskin’s sharp Penknife hath set you at Ease,

And every Man round me may rob, if he please.

A New Song of New Similies

My passion is as mustard strong;

I sit all sober sad;

Drunk as a piper all day long,

Or like a March-hare mad.

Round as a hoop the bumpers flow;

I drink, yet can’t forget her;

For, though as drunk as David’s sow,

I love her still the better.

Pert as a pear-monger I’d be,

If Molly were but kind;

Cool as a cucumber could see

The rest of womankind.

Like a stuck pig I gaping stare,

And eye her o’er and o’er;

Lean as a rake with sighs and care;

Sleek as a mouse before,

Plump as a partridge was I known,

And soft as silk my skin

My cheeks as fat as butter grown;

But as a groat now thin!

I, melancholy as a cat,

And kept awake to weep;

But she, insensible of that,

Sound as a top can sleep.

Hard is her heart as flint or stone,

She laughs