class="v">И звёзд блестящих чудный вид —

Нам о Создателе твердит.

Неутомимо, без конца

Вещает Солнце про Творца —

Чтоб знали люди все вокруг

Про дело Всемогущих рук.

Когда земля в объятьях сна —

О чудесах поёт Луна;

Она ведёт в полночный час

О сотворении рассказ,

А звёзд небесных чудный строй

И всех планет подвижный рой

Кивают вслед её речам,

Чтоб знали правду тут и там.

Что из того, что их полёт

В тиши торжественной идёт?

Что из того, что средь орбит

Их речь на деле не звучит?

Наш Разум слышит этот глас —

Он вечен, радостен для нас;

Они сиянием гласят:

«Создатель наш — велик и свят!»

Перевод С. Шоргина

Гимн Богу

Когда исполненный сердечных восхищений,

Я духом вознестись к тебе дерзну моим,

О Боже!.. посреди любви, благодарений

Теряюсь, изумлен величеством Твоим!..

Где обрету глагол я, с силой чувств согласный,

Чтоб петь мою хвалу Тебе, благий Творец?

Но пусть усилия души моей напрасны:

Кто лучше Твоего зрит внутренность сердец?..

С какою нежностью, с каким ты попеченьем

В утробе матерней еще меня хранил;

И там — я чувствовал Твое благословенье,

И там — я благостей твоих источник пил!

Когда мой слабый дух в страданье укреплялся

И чувствовать себя едва лишь начинал,

И день и ночь с мольбой он к небу возвышался,

И день и ночь свой слух к нему Ты преклонял!

В объятьях матери, в ее любови нежной,

Которой я лишен безвременной судьбой,

Не знав именовать Тебя, неизреченный,

Я знал Тебя любить и полон был Тобой!..

Повсюду слышим был, повсюду зрим тобою,

Везде о мне Твой взор сокрытый промышлял;

Ты юность дней моих невидимой рукою

Среди напастей, зол, безвредну охранял!

Десницу ущедрил на мне Твою святую,

Влил в душу радости — небесный, сладкий дар!

Ты Веру ниспослал, Надежду мне благую

И — сердце, пламенной любви к Тебе алтарь!..

Да восхвалю Тебя, в щедротах беспредельный,

И утра на заре, и нощи тишиной,

Да возвещу Тебя мирам я отдаленным,

Когда, Тобой воззван, оставлю мир земной!

И как небесну твердь одеет сумрак смертный,

Светил блестящих сонм рассыплется во прах,

Когда разрушится сей мир великолепный —

Тебя восславлю я… вселенной на гробах!..

Перевод М.В. Милонова

О великих английских поэтах[26]

Мой добрый Гарри, коль с недавних пор

Любимцев Муз ты просишь дать обзор

От Чосера до Драйдена, кто пыл

В британских рифмах из души излил,

Без лишних предисловий, что подчас

Бездарность выставляют напоказ,

Потщусь извлечь на свет из дней былых

Стихи куда достойнее моих.

Дремали наши предки в век унылый,

Не ведая Сестер парнасских силы,

Но первый Чосер сверг оковы сна,

Стихов и прозы сочинил сполна,

Хоть ржавчиною времени изъеден

Язык его и ум, что, мнится, беден,

К чему остроты, стиль-то больно груб,

Он нынешним читателям нелюб!

А следом Спенсер, пылкий человек,

Он сказкой тешил варварский свой век,

Век бескультурный всё еще, в рассказе

Куда б ни мчался на крылах фантазий

Сквозь глушь и топь, где множество чудес,

В драконье логово, в волшебный лес.

Но мистика, что всех пленяла прежде,

Днесь по душе лишь детям да невежде;

Где аллегории сплелись в клубок,

Увы, там дух морали неглубок.

Издалека глядим, все дивно нам:

Оружье, кони, поединки там,

Учтивость рыцарей, пригожесть дам,

А всмотримся: безжизненный мираж,

И тут же растворяется пейзаж.

Великий Каули (могучий гений)

Блистает остроумием творений,

Но слишком он читателя гнетет,

А был бы слаще, меньше будь острот.

Не успевает поразиться глаз

Одной причуде, как другая враз

Встает — так Млечный Путь бело сияет

И светом небеса переполняет;

В отдельности не блещут звезды там,

Лишь в общий свет сливаться их лучам.

Прости, великий, сам не без греха,

Браню красоты твоего стиха,

Вина твоя в избытке остроумья,

Но им не восторгаться нам — безумье.

Чью музу могут вдохновлять намеки,

Как не твою? что Пиндар ты высокий,

Тот Пиндар, слог которого таков,

Что подражатель будет бестолков,

Благодаря тебе парит и днесь он,

Став более возвышен и чудесен[27].

Блистательный, ты, не подвластный злу,

Стяжал прелата звучного хвалу:

Блистательный, ты славу заслужил

Своим стихом и тем, что Спрат сложил[28].

А следующий Мильтон величавый,

Небесной, не земной взалкавший славы,

Не грубого героя он воспел,

И тесен был ему земной предел.

Гляди, гляди, как воспаряет ввысь,

А смертный дол ничто ему, кажись,

Его предмет вселенская крамола

И битва у Господнего престола.

Перо его о нам незримом пишет,

Чеканен каждый стих, величьем дышит,

Он смелостью пленяет разум мой

И выше лучшей критики самой.

Восторг и ужас нас гнетут как иго,

Когда встают полки Архистратига,

Великого Мессии взвеян стяг

И грохот колесниц в его стихах!

Колеса медные, грома страшны,

Читатели войной оглушены!

И стынет кровь, и страх берет меня,

Как серафимов зрю в клубах огня;

Когда же я, от бездны убегая,

Красой любуюсь первозданной Рая,

Как чувство выразить словам моим

Перед виденьем сладостным таким?

О, если б он пера не осквернял,

Мятежников лихих не обелял,

Труды другие славили б мы тоже,

Однако, их оправдывать негоже:

Хоть безмятежна и чиста волна,

Скрывает всё же муть и мерзость дна[29].

Но,