И тогда он заплакал уже всерьез. Обхватив руками талию Анаис, он зарылся лицом ей в живот и зарыдал, как маленький ребенок.

– Мне так жаль, Анаис, что я оказался таким! Ты заслуживаешь мужчину намного лучше меня, и держать тебя здесь заложницей, вынуждая остаться, заставляя давать обещания…

– Тсс… – прошептала она, ободрительно потирая его спину. – Я здесь – не заложница.

Линдсей взглянул на нее сквозь мерцающие в глазах слезы.

– Я не достоин тебя, но знаю, что не смогу пройти через это без тебя.

– Линдсей, ты заслуживаешь намного больше. В свое время ты это поймешь.

Он не верил Анаис, но и спорить с ней не собирался. Просто лежал, устроив голову у нее на коленях, чувствуя, как ее пальчики перебирают его волосы, глядя на нее. Он пытался думать о будущем – и не мог даже попытаться взглянуть так далеко. Увы, он видел не дальше находившегося у дивана стола, на котором когда-то лежал его опиум.

– Мне жаль, что я не могу взять назад ту ночь, Анаис, когда я попробовал гашиш.

Она прикрыла его рот тонкими пальчиками:

– А мне жаль, что я не могу взять назад свое опрометчивое решение солгать насчет отъезда во Францию. Но какой смысл размышлять об этом? Сожаления съедят нас изнутри.

Кивнув, Линдсей отвел взгляд. Они надолго погрузились в молчание, а потом Анаис взглянула на любимого и спросила:

– О чем ты сейчас думаешь?

Его глаза лихорадочно заблестели.

– Честно?

Она кивнула.

– Об опиуме.

В ее глазах отразилась глубокая печаль, хотя Линдсей почувствовал, что решимость в ее душе только окрепла.

– Я не могу обманывать тебя, Анаис. Опиум, подготовка к курению, сам процесс, позволяющий забыться в его власти, – все это неотступно преследует меня, не выходит из головы. Независимо от того, насколько привлекательной может быть мысль о тебе, даже ее недостаточно, чтобы полностью побороть эту тягу.

– Я понимаю.

Линдсей кивнул, зная, что она действительно понимает. Он утомился, лишь сознание активно работало, то и дело напоминая о потребности закурить. Анаис потирала виски Линдсея, голова которого по-прежнему покоилась на ее мягком животе. Он еще крепче прижался к своей спасительнице и закрыл глаза, пытаясь отыскать в глубине души внутреннюю силу и уверенность в себе, которыми когда-то обладал.

А потом Линдсей погрузился в сон, пытаясь не бояться того, что ему принесет пробуждение.

Анаис проснулась в темноте от звука громко отдававшихся по плиточному полу шагов Линдсея. Он тяжело дышал и яростно ругался, роясь в ящиках стола.

– Куда они дели опиум? – зарычал он, бросая пустую коробку на пол. Та с размаху ударилась о плитку, оставив на ней трещину. – Забрали. Все забрали!

– Линдсей, вернись в постель.

– Где этот проклятый опиум? – что было мочи заорал он. – Боже праведный, ты не можешь ждать, что я так просто остановлюсь! – Линдсей уже задыхался от ярости и бессилия. – Пожалуйста! – взмолился он, бросаясь к возлюбленной и стягивая ее с дивана, на котором они спали. – Это совсем небезопасно, Анаис, вот так останавливаться. Это пристрастие к опиуму заставляет меня в буквальном смысле из кожи вон лезть!

– Это – единственный путь.

– Это – не единственный путь! – крикнул он и, оттолкнув ее, снова принялся лихорадочно шарить в ящиках. Линдсей явно находился во власти набиравшего силу бреда. Это оказалось намного более пугающим, чем ожидала Анаис. И что было еще тревожнее, она совершенно четко знала: это – только начало. – Выпусти меня отсюда! – скомандовал он, резко обернувшись к Анаис. – Всего на несколько минут. Мне нужно выйти наружу, глотнуть воздуха.

– В этой комнате достаточно воздуха, Линдсей. – Она зажгла свечу, чтобы лучше видеть его.

– Не надо. – Голос Линдсея в сумраке казался безучастным, лишенным даже намека на эмоции. – Я не хочу, чтобы ты видела меня таким… изголодавшимся, зависимым, грубым.

Из груди Линдсея вырвалось неистовое рычание, и он снова заметался по комнате.

– Просто… позови Вэлери и дай выйти наружу. Я не уйду надолго. Клянусь. Я вернусь.

– Линдсей, ты ведь обещал, что постараешься!

– Постараюсь. Завтра. Но сегодня вечером… этим вечером мне нужен опиум, Анаис. Я… я могу постепенно сокращать дозу. Отвыкать от наркотика медленно. Ты не можешь ждать от меня, что я вот так запросто брошу. Черт побери, я с ума схожу! Мне нужен опиум, причем прямо сейчас, немедленно!

– Если ты сдашься, Линдсей, то потеряешь все.

– Включая тебя, полагаю, – резко бросил он, запустив руки в свои волосы и вновь принимаясь беспокойно мерить шагами комнату. – Именно это ты и имеешь в виду? Ты уйдешь и ни разу не оглянешься. Выходит, я должен выбирать, в каком из двух своих пристрастий я нуждаюсь больше. В тебе или в опиуме.

– Линдсей, если ты позволишь этой тяге одержать над тобой верх сегодня вечером, ты никогда не избавишься от нее.

– Я и не хочу избавляться от нее! – пронзительно закричал он, поворачиваясь к Анаис. – Ну неужели ты не понимаешь? Я хочу опиум. Хочу ощутить его вкус своим ртом, почувствовать, как он проникает в мою кровь и бежит по венам. Мне это необходимо!

– Я понимаю, это трудно…

– Трудно? Черт возьми, да что ты вообще знаешь об этом? Ты никогда не страдала от такой зависимости, никогда не проходила через нечто подобное. О боже, Анаис, пожалуйста! Разве ты не понимаешь? Неужели ты не способна почувствовать, как тело кричит, как оно молит об этом?

– Я понимаю, Линдсей.

– Тогда позови Вэлери. Пожалуйста. Просто позови его.

Анаис чуть не уступила, услышав, какие боль и мука звучали в его голосе. Линдсей страдал физически и морально, и она не знала, как ему помочь.

– Анаис?

– Нет, Линдсей. Трясясь от ярости, он понесся к двери и принялся дергать за ручку.

– Позови его. Анаис подошла к двери и потянулась к его руке:

– Нет, Линдсей.

– Я сказал, позови Вэлери! – гаркнул он.

– Отойди от двери, Линдсей.

– Нет, я сказал позови Вэлери, Анаис, или… или я…

– Ты ничего мне не сделаешь, – тихо произнесла она, накрывая ладонью его кисть и пытаясь ослабить хватку его пальцев на ручке двери.

– Я хочу выйти из этой треклятой комнаты!

– Я знаю, – отозвалась Анаис, принимая Линдсея в свои объятия.

– О боже, как это больно! – вскричал он, крепко прижимаясь к Анаис и кладя голову ей на плечо. – Ты понятия не имеешь, насколько больно, Анаис.

Если эти страдания напоминали то, что чувствовала она сама, наблюдая, как Линдсей проходит через тяжкое испытание, то это была такая нестерпимая боль, которую, должно быть, не мог причинить и сам дьявол.