Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нельзя пренебрегать и тем обстоятельством, что Ракоци собрал по крайней мере две значительные коллекции книг, которые не были недоступными для Микеша. Обе коллекции ясно свидетельствуют о французской ориентации культурного кругозора князя. Первая, ранняя библиотека, которая известна нам по перечню 1701 г., выдает его интерес прежде всего к вопросам самой религии, а внутри этого круга — к планам объединения церквей. Вместе с тем этот список показывает, что его вниманием пользовалась также светская литература на французском, испанском и итальянском языках (например, Расин, Буало, Ла Кальпренеде, Скарр он, Матео Алеман, Марана, Фенелон), а также труды по политике и истории, по христианскому неостоицизму и светской морали и, наконец, великие французские моралисты: об этом свидетельствует наличие среди его книг таких произведений, как «Эссе» Монтеня, «Характеры» Ла Брюйера, работы Сент-Эвремона. Среди книг, которые Ракоци читал в бечуйхейской тюрьме[599], заслуживает внимания коллекция образцов писем Пьера д’Ортига Воморьера и французский перевод книги Валтасара Грасиана «Карманный оракул, или Наука благоразумия»; последнего упоминает в 128-м письме и Микеш.
Во второй библиотеке, собранной князем в Родошто (перечень был составлен кем-то после смерти князя), важное место занимали книги по благочестию, теологии, экзегетике, истории церкви, среди них — издания работ янсенистского, квиетистского, пуританского и мистического толка; обращает на себя внимание большое количество трудов по истории, праву и естественным наукам, подчеркнутое наличие дидактической и моралистической литературы, а также оттеснение на задний план литературы светской. Почти треть книжной коллекции имеет то или иное отношение к янсенизму. Часть находящихся здесь произведений Микеш использовал в качестве источников: брал из них фрагменты для своих писем, а некоторые даже самостоятельно перевел. Культурный материал, охватываемый книгами в библиотеках Ракоци, не всегда выглядит современным, но хорошо сочетается с культурным кругозором французской, немецкой и итальянской аристократии той эпохи. Кроме того, Ракоци и Микеш, прежде всего благодаря французским послам в Константинополе, и в Родошто имели доступ к таким книгам, которые в перечне отсутствуют. В окружении Ракоци в Родошто оказывались, кто надолго, кто на короткое время, французские дворяне и иные люди, которых можно связать с янсенизмом; другие придерживались галликанских, деистских или рационалистических взглядов.
С точки зрения истории создания «Турецких писем» и их идейного контекста важно упомянуть и то, что в середине 1720-х годов Микеш всерьез занялся переводом, а с 1740 г. центр его литературной деятельности переместился с эпистолярного жанра на перевод. Он перевел с французского на венгерский 12 прозаических произведений, общим объемом почти 6 тыс. страниц. Большую часть переведенных книг он брал из библиотеки Ракоци. Переводы и свободные переложения укладываются в рамки сознательной писательской программы. Значение их подчеркивается тем обстоятельством, что почти четверть общего объема писем составляют различные фрагменты переводов, причем между письмами и переводами существует тесная тематическая, идейная, методологическая — в плане писательского и переводческого подхода — интертекстуальная связь, перекличка содержания и мотивов, стилевое и жанровое взаимодействие. В значительной степени именно благодаря своей переводческой работе Микеш стал требовательным к языку и стилю художником, мыслителем и моралистом. Работа по адаптации иноязычных текстов в немалой степени способствовала формированию его общественных воззрений и этических взглядов.
Среди его переводов и переложений в равной степени можно найти и произведения, относящиеся к сфере дидактических, воспитательных трактатов, и ставшие излюбленным чтивом во второй половине XVIII в. циклы новелл в стиле рококо, светский моралистический диалог, а также три выдающихся толкования Библии. Остальные переводы представляют жанры диалогизированного рассказа на религиозные сюжеты и дидактического душеспасительного трактата. Авторы этих работ — в основном церковные писатели второй половины XVII и первой половины XVIII в.; сами произведения примерно в этот период по большей части были многократно переизданы и переведены на другие языки. Некоторые из них близки к янсенизму или прямо представляют янсенистскую духовность; более того, одна из этих книг значилась в списке запрещенной литературы. Переводы Микеша, в соответствии с практикой того времени, в большинстве случаев представляют собой свободные адаптации; можно найти и такие примеры, когда сюжет, место действия и персонажей Микеш переносил на венгерскую почву.
Как в писательской деятельности Ракоци (да уже и в составе его библиотеки), так и в переводческой работе Микеша в равной степени наблюдается причудливое смешение различных, часто противоречащих друг другу направлений моральной и исторической философии, политических взглядов, церковно-теологических и благочестивых течений, литературных тенденций. Особого внимания заслуживают произведения, в которых янсенизм тесно переплетен с неостоицизмом, поскольку они не просто транслируют теологические, догматические и экзегетические нормы, соображения об организации церкви и правилах жизненного уклада, но предлагают читателю политические воззрения и моральную позицию, понимание истории, государственную философию, культурную политику, индивидуальную и коллективную идентичность. Слияние гуманистической, светской духовности французского морализма пришло к Микешу не только благодаря нескольким их классическим представителям, жившим в XVII в., но и в многократных преломлениях, через посредство светской и религиозной дидактической литературы.
Структура, содержание, жанр
«Турецкие письма» — это 207 писем, созданных в период между октябрем 1717 и декабрем 1758 г., расположенных в хронологическом порядке и различающихся по содержанию и по объему. Распределение писем по времени неравномерно и в совокупности не выдает какого-то планомерного принципа. После прибытия в Турцию в первое время Микеш писал в среднем по два письма в месяц, в 1718—1719 гг. — по одному, в 1721— 1722 гг. — по три-четыре письма в год. Почти в полусотне писем, созданных в первый период, до 1723 г., преобладают личные впечатления, рефлексии на постоянно меняющуюся обстановку и на события международной политики; лишь кое-где здесь можно встретить следы использования литературных источников. В