Но незнакомая Марату тетка, кажется, уже разошлась не на шутку. Ему странно было слышать ее визгливый, срывающийся голос, сыпавший обвинениями, обличавший Риту, грозя ей небесной карой. Как бы мало он ни понимал в вопросах религии, ему ясно было, что для этой женщины – злобной, мелочной, жадной – ее показная религиозность была лишь ханжеским прикрытием. Никого она не любила, не жалела, не прощала и за якобы праведным гневом оскорбленной души прятала собственную алчность и ненависть.

– Да мне насрать и на тебя, и на твоего ублюдка, – бросила тетка. – Я хочу только, чтобы духу твоего не было в моей квартире. И не начинай мне там про завещание, про бумажки эти. Я ходила к юристу, советовалась. Все это – филькина грамота. В суде мы в два счета докажем, что он невменяемый был, когда это подмахнул. Ты – ушлая проститутня, я сразу поняла. Подготовила все, дождалась, когда у него от обезболивающих сознание замутится, да и подсунула на подпись. Только ничего у тебя не выгорит, ясно? Лучше выметайся из квартиры по-хорошему, пока я…

– Что? Пока вы что? С кулаками на меня полезете? Ну-ка! – выкрикнула Рита.

Тетка прошлась по комнате и вдруг, ухватив так и валявшееся на полу Ритино пальто, метнулась к окну, рванула на себя тяжелую раму и выбросила пальто вниз, возглашая:

– Пока я все твои поганые вещи вот так не выбросила, тварь!

Марат по едва заметно напрягшимся под его рукой мышцам определил, что еще миг – и Рита с криком бросится на эту каргу и вцепится ей в лицо. Ловким движением он перехватил ее, прижал к себе, притиснул ее голову к своему плечу и произнес тихо:

– Пойдем отсюда! Пожалуйста, пойдем! Что тебе нужно взять? Ноутбук? Деньги? Только самое важное. Остальное потом, не сейчас.

И Рита вдруг, всхлипнув, обмякла в его руках и позволила ему вывести ее из квартиры. На пороге она вдруг обернулась, метнулась куда-то в глубь квартиры, взяла что-то еще, а затем снова вернулась к нему, уткнулась головой в плечо.

– Зачем ты меня увел? – набросилась она на него во дворе, пока он подбирал с земли и отряхивал ее пальто. – Эта лживая тварь… Я, я была с ним до последнего, я, а не она. А теперь она смеет заявлять…

– Маруся, я знаю, – мягко сказал он. – Некоторым людям так проще, понимаешь? Найти кого-то, кого можно обвинить во всем. От этого им становится вроде бы не так больно.

– О-о, да ты святым заделался? – хмыкнула она. – Всех готов понять и простить? Как нимб, не жмет? Только вот куда нам теперь податься? У меня, кроме этой хаты, никакого своего угла нет, так уж получилось.

– Ничего, пойдем куда-нибудь, – отозвался он. – В гостиницу…

– В гостиницу, – перебила она. – Мы с тобой только и мотаемся по гостиницам. Бездомные, как бомжи какие-то. Хорошо, я хоть бутылку прихватить успела.

Только сейчас Марат понял, что она все еще машинально сжимала в руке бутылку виски. Рита приложилась к горлышку, а затем протянула бутылку ему.

На улице начинало уже темнеть. Хуже всего Марату приходилось в сумерках. В этом расплывчатом сиреневом свете, в мерцающей и плывущей реальности он почти совсем переставал ориентироваться, не мог определить расстояние между собой и наплывавшими на него размытыми предметами. Он шагнул вниз с тротуара, и Рита вдруг, предупредительно вскрикнув, схватила его за руку и рванула обратно. Через секунду мимо них, оглушительно сигналя, пронеслась машина.

В лицо ему бросилась кровь. Беспомощный, никчемный калека! Он еще думал, что сможет быть ей чем-то полезным, от чего-то спасти! Гребаный идиот! Навязался на шею…

И Рита, как будто разгадав его мысли, вдруг обняла его, обхватила тонкими руками шею и прошептала куда-то в плечо:

– Поехали домой!

Колеса поезда грохотали под металлическим полом вагона. За окнами проносились, освещая на мгновение купе резким белым светом, фонари. Рита успела уже прогуляться в туалет и проглотить очередную таблетку. Марат утащил ее из квартиры так быстро, хорошо, что она вовремя успела метнуться обратно и вытащить заначку из бюста не то Моцарта, не то Робеспьера. Старой суке Светлане Владимировне достаточно будет отвоеванной жилплощади, нечего оставлять ей такой ценный клад.

Как бы там ни было, а Рита понимала, что надолго ее запасов не хватит. Скорее всего, у нее начнется ломка. Она видела, что творилось с Левкой, когда он не мог вовремя получить дозу. Конечно, у нее была все-таки не героиновая зависимость, но наверняка ей придется тяжело. Может быть, в родном городе удастся разжиться какими-то колесами… Если Банан все еще контролирует местные аптеки, если он ее вспомнит… А иначе…

Марат преисполнен благих намерений, но он не понимает, на что подписывается. Ее будет трясти и колотить, сгибать пополам, она станет истеричной, раздражительной, станет орать на него, требовать, чтобы он дал ей принять таблетки, давить на жалость, шантажировать. И черт знает, какие там еще приятные неожиданности подкинет ей не желающая отпускать ее из своих жилистых клешней зависимость.

Марат считает, что она сможет бросить, что все еще можно будет поправить. Сулил ей какую-то немыслимую счастливую жизнь на южном побережье Франции. Обещал, что устроит ее в клинику реабилитации, самую лучшую. Его пенсии на это хватит. Но до клиники еще нужно будет добраться… И тогда, если она вылечится, если все получится… Может быть, будет маленький светлый дом на берегу, и крики чаек, и запах моря. И главное, маленький Марат, может быть, захочет иногда приезжать к ней на каникулы. Если они постараются, если смогут. Неужели это возможно? Рита не знала, не хотела знать. Насколько проще было бы поверить ему, отбросить все сомнения, усталость, опустошенность. Вот только… Только получится ли у нее?

Телефон снова зазвонил. Долбаная Инга! Достала!

Рита в ярости выхватила мобильник из кармана, ухватилась обеими руками за металлический поручень окна, повисла на нем всем весом, отчаянно дергая вниз. Окно нехотя подалось и со скрипом сдвинулось, высвободив узкую полосу потемневшего неба. Рита протолкнула телефонный аппарат в образовавшуюся щель и разжала пальцы. Мобильник глухо стукнулся о стекло и улетел куда-то в пустоту.

Все. К черту! А теперь – спать. Она опустилась на полку, рядом с Маратом. Тот, кажется, уже задремал, измученный дорогой, их встречей, этим сумасшедшим вечером. «Бедный мой мальчик! Больной, изломанный, близкий, верный, честный и сильный – всегда! Неужели где-то есть такая вселенная, где мы можем быть вместе?»

Рита привалилась головой к его плечу и закрыла глаза. В темноте проревел паровозный гудок. Вагон мягко раскачивался, убаюкивая. Когда-то они мечтали об этом – как будут вместе ехать в поезде куда-то в лучшую жизнь.

Утро было хмурым и ветреным. С набрякшего неба, казалось, вот-вот начнет капать дождь. Голые ветки деревьев топорщились набухшими, как нарывы, почками. Поезд остановился у станции. Рита ступила на металлическую ступеньку и обернулась, чтобы подать руку Марату. Они спустились на перрон, провонявший железнодорожной смазкой и прокисшим пивом. Марат оглядывался по сторонам, щурился, силясь хоть что-нибудь разглядеть. Рита догадывалась, что окружающий мир, должно быть, предстает перед ним сонмищем размытых бесформенных пятен.