Рамеш кивнул, еще раз напомнив крадущегося леопарда.

— Пойдемте, — сказал он, поднимаясь и отодвигая бисерную занавеску. За этой занавеской находилась комната, в которой не было окон и стоял полумрак. Он повернул направо, отодвинул зеленую штору и вошел в небольшую комнату с удушливым запахом ладана и камфары. На полу высился переносной алтарь, на котором стояла большая статуя бога или полубога, которого я не узнала. Вокруг статуи по кругу горели масляные лампады. У ее подножья стояли подношения в виде жареных цыплят, фруктов, бутылки пива и подносов с цветами. Лицо бога было омерзительным, с огромным пурпурным языком, глазами навыкате, уставившимися прямо перед собой, и ртом, растянутым в ужасном вопле злобы. Из отверстия разинутого рта капала красная краска. На полу возле алтаря лежал изогнутый нож, а рядом с ним — человеческий череп. В мерцающем свете масляных ламп оба эти предмета источали опасность. Я подумала, был ли это тот самый череп, который, как рассказывал мне дядя Севенес, принадлежал Раджу.

Рамеш сделал мне знак сесть на пол и сам последовал за этим приглашением. Казалось, со скрещенными ногами ему намного удобнее, чем на стуле в гостиной.

— Она красива, его возлюбленная, очень красива, — сказал он, зажег еще одну палочку ладана и воткнул ее в податливую мякоть банана. — Есть ли у него на лице две довольно глубокие складки, проходящие вертикально от носа ко рту?

— Есть, — с готовностью согласилась я, желая поверить в его сверхъестественную силу, с которой он обращался так непринужденно, без помпы и ненужной драматизации.

Рамеш налил молока в чашу.

— Ваш муж не тот, кем вы его считаете, — он глядел мне прямо в глаза. — У него есть много секретов. У него лицо человека и сердце змеи. Не удерживайте его. У него есть сила, способная уничтожить вас.

— Но я его люблю! Это все она. Он так изменился, когда она вошла в его жизнь, — отчаянно защищала его я. — До того как она пришла, он построил мне летний дом. Он посылал мне желтые нарциссы, зная, что мне известно: на языке цветов это означает «навеки твой».

Рамеш, не двигаясь, смотрел на меня.

— Вы ошибаетесь на его счет, но я сделаю, как вы просите.

Тогда я почувствовала, как когти страха скребут по сердцу. Ослушаться леопарда неожиданно показалось мне губительным. Если бы он еще убеждал меня… но его быстрая капитуляция говорила о разочаровании. А разочарование приходит только с высшим знанием.

— Я вложу его болезнь в молоко, и Бог выпьет его.

— Почему вы сказали, что у него сердце змеи?

Он улыбнулся чрезвычайно мягко и мудро.

— Потому что я знаю змей, а он — одна из них.

Такой ответ очень огорчил меня. Но нет, я все-таки удержу Люка! Когда она уйдет, он станет другим. Мать Александра Великого спала, обвившись змеями. И ничего плохого с ней не приключилось. Я еще удержу его.

— Заставьте ее уйти, — прошептала я с трепетом.

— Вы хотите причинить ей боль? — мягко спросил он.

— Нет, — мгновенно ответила я. — Нет, просто заставьте ее уйти. — А затем мне в голову пришла мысль: если она уйдет, он ведь будет сохнуть по ней, а это было не то, чего я хотела. — Постойте! — вскрикнула я. Белки глаз Рамеша всплыли перед моими глазами в комнате без окон. — Заставьте его прекратить любить ее. Заставьте его бояться ее.

— Да будет так, — кивнул он. — Мне потребуются некоторые ингредиенты из продуктового магазина, — сказал он вставая. Леопард был стремительным и грациозным. Он посмотрел на меня сверху вниз. — Я приду не позднее чем через двадцать минут. Вы можете подождать здесь или выпить чашечку чаю с моей женой на кухне. — Когда штора за его темной фигурой закрылась, комната приобрела зловещий вид. Тени в углах ожили, череп понимающе ухмылялся. Пламя масляных ламп мерцало, и тени шевелились. Я встала и резко прошла через занавеску.

В коридоре было темно и прохладно. Я прошла через него и очутилась в светлой кухне. Здесь все было чистым и аккуратным. Женщина с лицом летучей мыши оторвалась от своего занятия по выскабливанию половинки кокосового ореха, чтобы взглянуть на меня.

— Вашему мужу пришлось выйти купить кое-что из продуктов, — торопливо объяснила я. — Он сказал, чтобы я выпила с вами чашечку чаю.

Она стояла, вытирая руки о свой саронг, и улыбалась. Ее десны и зубы от жевания ореха бетеля были красными. Когда она улыбалась, ее лицо летучей мыши выглядело вполне дружелюбно.

Я прислонилась к двери и следила за тем, как женщина готовила чай. Она кипятила воду в кастрюле на газовой плите.

— Мой дядя играл вместе с вашим мужем, когда они были маленькими мальчиками, — попыталась я начать какое-то подобие разговора.

Она обернулась, не успев насыпать чай в большую эмалированную кружку; я заметила, как ее круглые глаза сверкнули оживленно и любопытствующе.

— Правда? Где же это было? — спросила она.

— В Куантане. Они вместе выросли.

Она внезапно села.

— Значит, мой муж вырос в Куантане, — повторила она, как будто я сказала что-то невероятное. Совершенно неожиданно ее глаза наполнились слезами, которые потекли по ее плоскому лицу. Я с удивлением смотрела на нее.

— О, я больше не могу этого вынести! Я даже не знаю, что он вырос в Куантане. Он никогда мне ничего не говорит, и я всегда его боюсь. Все, что я о нем знаю, это то, что его жена покончила с собой. Она выпила какой-то гербицид, спалила себе все внутренности и пролежала в агонии пять дней. Я тоже не понимаю, что со мной происходит. Я так напугана и… Только взгляните на это, — всхлипнула она, подбегая к комоду и выхватывая из него черную сумочку. Открыв ее, она перевернула вверх дном и яростно вытрясла содержимое. Оттуда выпали монеты, несколько бумаг, ее идентификационная карточка и два квадратных синих пакетика. Она подняла пакеты и протянула их мне. — Это крысиный яд, — сообщила она диким голосом. — Я везде ношу его с собой. И знаю, что однажды я его выпью. Просто еще не знаю, когда именно.

Я в изумлении смотрела на женщину. Когда она впервые открыла мне дверь, то показалась мне пугливой мышкой, которую от стоящей сейчас передо мной невменяемой отделял целый мир. Я нервно облизала губы. Ее бедственное положение беспокоило меня. Ее муж также тревожил меня, но мне нужен был Люк. Я готова была сделать что угодно, чтобы вернуть его, и даже побыть еще немного в компании этой, странным образом озабоченной женщины.

Во дворе раздался какой-то звук, и жена Рамеша быстро засунула синие пакетики, монеты и бумаги обратно в свою поношенную сумочку. Поразительно, какими быстрыми стали ее движения. Она вытерла глаза, заварила чай и накрыла кружку крышкой одним плавным движением. Еще до того, как послышался звук шагов, она уже налила сгущенное молоко и насыпала ложкой сахар в две кружки поменьше. Не говоря больше ни слова, она вернулась к выскабливанию содержимого половинок кокосового ореха на большое пластиковое блюдо.