— Не будь грубым, пожалуйста. Люби меня нежно, — прошептала она.

Мужчина, стоявший в темноте, был обескуражен. Люби меня нежно? Что это все означает?

А потом начался кошмар. Замерев, он следил за тем, как женщина, исключительно похожая на его жену, и мужчина, которому он заплатил, прильнули друг к другу и двигались так плавно, что сплетенные руки и ноги выглядели так, будто они принадлежат одной хорошо смазанной машине. Из ее эффектного рта не исходило ругательств, резких выкриков страсти или стонущих животных звуков, как это было, когда она была с ним, а лишь тихие вздохи и стоны, вырывавшиеся так, что в них безошибочно угадывалось глубокое наслаждение. И наконец, когда у нее наступил оргазм, это произошло мягко и красиво. Ее тело напряглось и дугой выгнулось назад, а голова откинулась, открыв изящную белую шею, как у умирающего лебедя.

— Теперь уходи, — мягко скомандовала она.

Официант надел свои брюки и немедленно удалился. Когда он ушел, она села и потянулась, как довольная кошка. Вытащила из своей сумочки сигарету, откинулась на подушки в полосе золотистого света и закурила в тишине с задумчивым лицом. Наблюдавший за ней мужчина не мог пошевелиться. Он стоял как пригвожденный на месте. Все эти годы она дурачила его. Ничего из этого не было настоящим. Животные вопли, хриплые крики «Сильнее, быстрее, глубже!» — все это было фальшивкой.

Он давно уже стал подозревать, что она постепенно перетаскивает деньги и имущество в свою семью, особенно в последнее время. Деньги регулярно переводились ее неотесанному и нечестному брату, много раз ее скупой мамаше и один раз даже ее сестре. Вероятно, есть у нее и собственный секретный счет. Муж стоял, трясясь от ярости. Сука. Грязная сука! Она собирается от него уйти.

Он уже забыл, что сам организовал эту случайную встречу с официантом, и предполагалось, что это будет его вторжение в новую область — извращений. А ей не нравилось видеть свою белую кожу покрасневшей от боли, потому что на самом деле она не любила в любви грубость. Он забыл, что сам медленно и ненавязчиво подсказывал, направлял и обучал ее трепетать и выкрикивать «Сильнее, быстрее, глубже!» Он хотел наказать ее и в тот момент уже знал, как это сделает.

Он уничтожит ее.

Жена растирала свою сигарету. Оцепенение спало, и, пройдя через соединяющую комнаты дверь, он аккуратно закрыл ее за собой. Тихо. Затем он услышал шум воды в туалете, шелест бумаги и звук открывающегося крана.

Дверь закрылась.

В голове у него вспыхнула мысль: он хотел увидеть все это еще раз. Хотел убедиться, что он все правильно рассмотрел. Он снова хотел увидеть ее, белую и задыхающуюся, под официантом. Ее реакция была так неправдоподобна, что все это было похоже на сон. Ну, конечно же, этого не было! Боже милостивый, она была его женой вот уже шесть лет! Это казалось невозможным, что он никогда раньше не видел эту ее сторону. Да, он хотел проделать все это еще раз. Он должен быть уверен, что это ему не привиделось.

Так он убеждал себя, но знал, что правда заключалась в ином: ему просто хотелось снова увидеть ее с другим. Настоящая правда была в том, что ему это понравилось. Он отдал свою собственную кровь и испытал редкое наслаждение. Он не был эрудированным человеком, но подсознательно понял, что с ним происходит. У человека нет универсальной защиты от боли, которую он испытывает. Единственный способ, отдаленно напоминающий такую защиту, заключается в том, чтобы превратить пытку в удовольствие. Это главное тесто, из которого выпечен мазохизм. Глаза на его лице застыли. Это ее вина, что он пошел по такому тернистому пути. Он даже не был готов принять в себе садиста; мазохист тоже может убираться к черту. Он не хотел продолжать следовать по этой жуткой дорожке. Ни в коем случае. Нет, он не будет повторять эксперимент; он просто сделает ее нищей, ее и всю ее семейку. Он быстро прошел через комнату, закрыв за собой дверь, сбежал вниз по лестнице и выскочил через центральный вход.

…Знаете, самым сложным было сидеть на кровати, без моего расшитого бисерного жакета, и спокойно курить сигарету. Следить за тем, чтобы руки у меня не тряслись, зная, что он находится в соседней комнате и наблюдает за мной. «О Господи, пожалуйста, пусть ему будет настолько противно, что он разведется со мной!» В окно я видела, как он возвращается к дому. Когда ко мне подошел весь трясущийся, нервничающий официант, я уже все поняла. Мне даже не нужно было видеть, как Люк проскользнул вверх по лестнице, как злобная тень. Я допустила официанта к своему телу, но все остальное было самым лучшим спектаклем в моей жизни. Мне всегда хотелось быть актрисой. Теперь я уверена, что мне нужно было ею стать. Я провела его. Чувствовала, как его глаза пожирали меня, жгли меня. Я уничтожила чистоту, которую муж так лелеял. Его тошнило от грязных вещей, и вот его лучшее приобретение было разрушено прямо у него на глазах. Я хотела, чтобы он от меня избавился.

После этого спектакля мне хотелось принять душ, смыть с себя запах этого официанта. Мои руки были испачканы, тело замарано. Но я не могла иначе. Его низость всегда будет моим позором. Я спустилась по лестнице, и официант ушел. Через некоторое время Люк прислал за мной водителя.

Он ждал меня в моей комнате. Откуда-то из глубины всплыло чувство сильнейшего замешательства, от которого было тяжело дышать, когда я увидела его, развалившегося на моей кровати и ожидавшего меня, словно на моих чистых белых простынях лежал сам темный рок. С трудом я подавила свое смятение.

— Привет, дорогая. Ну что, удалась вечеринка? — спросил он шелковым голосом. Его голос изменился. Он играл со мной. Что-то вроде новой игры.

— Да, удалась. Я думала, что ты уже должен быть в постели, — слабо сказала я.

— Я и есть в постели.

Нервно рассмеявшись, я подошла к своему туалетному столику. Нельзя было показывать свое замешательство, нужно вести себя естественно. Я сияла свои туфли, и мои ноги бесшумно заскользили по холодному мраморному полу. Положила расшитую бисером сумочку на туалетный столик и включила маленькую лампу рядом с зеркалом. Муж пристально смотрел на мой усеянный блестками жакет. Вспоминал. Должно быть, в этом желтом свете я казалась ему шкатулкой с секретами. Его. Его шкатулкой. Я видела, как в нем происходят изменения. Он внезапно осознал, что не может отпустить меня просто так.

— Иди сюда. — Голос его прозвучал, как удар хлыста. Люк ушел. Вместо него появился незнакомец. Я задрожала. Но ведь он видел меня с другим! Почему он ведет себя так? Где был холодный, злобный незнакомец, который должен был безжалостно выбросить меня вон, сунув в мои слабые руки мою маленькую Нишу? Он сжал мою дрожащую руку и поднес ее к своим губам. Затуманенные глаза незнакомца следили за моими глазами. Захваченная врасплох, я растерянно посмотрела на него. Как он мог захотеть увидеть меня, мать его дочери, такую омерзительную, выгибающуюся под чьим-то чужим телом? Следить за мной таким образом, из темноты? Его немигающий взгляд говорил, что он должен наказать меня, и наказать так, как знал только он один. И теперь ему было известно, что я не люблю в этом грубость.