Копы удвоили внимание, когда зашли внутрь бойни – скелета из металла и красных кирпичей, пропитанного влагой, запахом коры и испарениями требухи. Дождь просачивался сквозь потолок, фонари обшаривали грязные углы, скрытые тенями стены, разбитый кафельный пол – как если бы по земле разбросали кусочки пазла. От звука покатившейся банки Шарко оцепенел и тут же развернулся, держа пистолет обеими руками.

– Это я, – пробормотал промокший коллега. – Простите.

Неосторожный шаг сделал Ухо – своим прозвищем он был обязан одному подозреваемому, который зубами вырвал у него часть левой мочки. Копы разделились на две группы, одна пошла направо, другая налево. Они передвигались в застывшем, изъеденном временем мире, в логовище крови, чувствуя, что обязательно найдут здесь что-то. Символика была слишком явной. Шарко освещал фонарем темные провалы, уходя все дальше, за ним шли Паскаль и Жак, все время утирающий капли со лба. Оба пытались задержать дыхание.

Когда Шарко обернулся, чтобы посмотреть, как дела у коллег из другой группы, он увидел, что они замерли, словно увязли, нацелив фонари в пол. На их башмаках блестело что-то алое. Они приподняли ноги, и с подошв потянулась вязкая жидкость.

Кровь, конечно же.

Арденнский лес простирался на сколько хватало глаз, заглатывая дороги, растворяя деревни в неспокойном пейзаже. Люси всегда представляла себе Бельгию как череду плоских полей и допотопных фабрик, а попала в мир почти первозданный, с бьющими термальными источниками, где полновластно царили деревья и скалы, сливаясь в объятиях.

Они с Жофруа Валковяком ехали уже больше пяти часов, приближаясь к пункту назначения. Матье Шелид из кожи вон вылез, чтобы заполучить адрес из надежного источника. Скорее, не столько адрес, сколько точку на карте. Вот уже больше двадцати лет врач Арно ван Боксом жил затворником в глубинке своей родной страны, в дальнем лесном убежище.

Ей пришлось припарковать машину там, где кончалась дорога, найденная по навигатору, в посыпанном гравием тупике. Дальше им предстояло идти пешком, больше километра через густые заросли. Люси открыла багажник и достала картину Мев Дюрюэль: ей показалось, что надо взять ее с собой. Валковяк поделился своим беспокойством:

– Здесь ничего нет. Вы уверены, что нам туда?

– Через несколько минут определимся.

Не добавив больше ни слова, они углубились в папоротники, и лес поглотил их. С картиной под мышкой и навигатором в другой руке, Люси шла, как ей казалось, несколько часов. Ее уже начали одолевать сомнения, когда прямо перед ними размеренный стук нарушил долгое молчание леса. Между стволами яркие лучики отражались от лезвия топора. На краю прорубленной в зарослях просеки молодой человек лет двадцати колол поленья. Он замер без движения, заметив, как они появляются среди листвы. При виде здоровяка с топором Люси представила себе ремейк низкопробного фильма в стиле gore[76].

– Мы пришли повидаться с Арно ван Боксомом.

Тот потер лоб и встал между ними и домиком у себя за спиной:

– Он не желает принимать гостей.

– Я из французской полиции, мсье Валковяк – директор Федерации доноров крови. Мы проехали больше четырехсот километров, чтобы встретиться с ним. А кто вы, собственно?

– Его помощник, скажем так.

Люси протянула ему картину:

– В таком случае просто передайте ему это. И скажите, что у нас очень важное дело. Мы подождем здесь.

Парень исчез в домике, почти сливающемся с окружающим пейзажем. Плющ оплел все жилище, словно пытался утащить его к центру Земли. Единственная деталь, выпадающая из общей картины, – кроссовый мотоцикл[77]. Молодой дровосек появился минуту спустя. Знаком он предложил им войти и вернулся к куче поленьев.

Бывший врач сросся с креслом, вернее, само кресло, казалось, облепило его со всех сторон. На взгляд Люси, он напоминал пергамент из архивов. Одет он был просто – серая майка, бежевые брюки, босые ноги в кожаных сандалиях. Она быстро огляделась. Домик был обставлен строго по минимуму: кухонька с наперсток, санитарный уголок, но главное – книги, в таком количестве, будто из них и были сложены стены жилья.

Картина покоилась на коленях у старика.

– Кто вы? Где вы взяли эту картину?

Валковяк начал первым и сразу перешел к сути дела: есть вероятность, что новая прионовая болезнь в этот самый момент поражает людей, инфицированных через кровь, и прежде всего затрагивает центр страха. Они здесь, потому что картина представляет собой часть загадки и была написана женщиной, которая, возможно, провела свое детство в глубине джунглей Папуа – Новой Гвинеи в пятидесятых годах. Там, где сам ван Боксом работал над изучением болезни «короба́».

– Эта художница… Сколько ей сейчас лет?

– Около шестидесяти.

– Господи, – вздохнул старый врач. – Та, которую я видел совсем малышкой, до сих пор жива…

Увидев, как он говорит и гладит картину, Люси поняла, что все ответы наконец-то здесь, спят в извилинах старого мозга. Мужчина облизал губы быстрым движением языка и снова посмотрел на живописное полотно.

– Как ее зовут?

– Мев Дюрюэль.

– Дюрюэль… Это имя того французского энтомолога, который искал пауков и жил в то время среди колонистов. Девочка не была его дочерью, но после всего, что произошло, я думаю, он взял ее под свое крыло и увез во Францию.

Он попросил их принести из кухни два стула и скамеечку для ног. Они устроились напротив него.

– Всем всегда было плевать на «короба́». Настоящее фиаско. Эта болезнь, которую я открыл в самой глубине джунглей, стала предметом всего лишь нескольких журнальных статей, и то больше пятидесяти лет назад. Как вы о ней прознали?

– Мы работаем с великолепным патологоанатомом, а у него слоновья память, – объяснила Люси. – Те статьи, о которых вы говорите, он прочел много лет назад.

– И что именно вы хотите узнать?

– Все. Уловить смысл этих картин. Узнать, откуда взялась Мев Дюрюэль и верно ли, что те люди в джунглях не чувствовали страха, когда вы там были. Понять, как эта болезнь выбралась из леса, поразила людей в Мексике и оказалась во Франции.

Ван Боксом обдумал ответ Люси, – казалось, ее слова привели его в ужас.

– Поразила людей в Мексике? Оказалась во Франции? Господи боже… Сначала объясните мне. Расскажите все, что вы знаете.

Он выказал настоящую заинтересованность, задавал вопросы. Оболочка устала, но нейроны под сморщенным черепом хранили огонь. Получив некоторые ответы, старый врач набрал воздуха в грудь и выложил накопившиеся воспоминания: