Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этим солнечным субботним днём они всей семьёй ходили в, приехавший к ним в город, зоопарк, смотрели на красивых и ухоженных животных, каких-то смогли даже покормить, затем пообедали в кафе, дурачились и играли в парке на острове Юность. Вечер решили провести дома — Иван и Василиса уселись на толстом ковре в гостиной своей трёхкомнатной квартиры и, совместно с детьми, уютно устроившимися на диване, читали в лицах «Алису в стране чудес» Льюиса Кэролла.
Прекрасная книга, прекрасная семья, прекрасный вечер, один из многих, проведённых Иваном с дорогими ему людьми, многих, уже очень многих, прекрасных вечеров, многих…очень многих…
— Дорогой, с тобой всё в порядке? — спросила Василиса, заглядывая ему в глаза.
— А? Да, конечно, со мной всё в порядке, задумался просто, — ответил Иван на автомате, на самом деле раздумывая от чего же его так заклинило на пустом месте.
— Твоя очередь читать, — напомнила ему жена и показала на начало отрывка.
— Конечно, — ответил он и с выражением, подражая голосу девочки, прочитал слова: — «Просто не знаю, кто я сейчас такая. Нет, я, конечно, примерно знаю, кто такая я была утром, когда встала, но с тех пор я всё время то такая, то сякая — словом, какая-то не такая».
Все вместе они читали и смеялись, им было хорошо и весело. Книга закончилась и, после вечернего туалета, Иван с Василисой, уложив детей спать, устроились в кровати и сами:
— Спокойной ночи, любимый, — пожелала ему Василиса, приобняла и положила голову ему на плечо.
— Спокойной ночи, моя ненаглядная, — пожелал в ответ и он, закрыл глаза и попытался уснуть.
Сон, как назло, к нему приходить не желал — прекрасный день, прекрасный вечер, прекрасная книга, все было хорошо и…обычно, да. Всё было как обычно, как всегда и бывало. Иван чувствовал неправильность ситуации, но не мог указать в чём конкретно она заключается. Он любит Василису и своих детей, заботится о них, они любят его в ответ, что же в этом неправильного? Откуда-то пришёл ответ:
— Всё, тут неправильно абсолютно всё.
Не может такого быть, это его счастье, он его честно заслужил и бережёт всеми доступными способами, он не хочет его разрушать, зачем ему это?
— Да — не хочешь, да — заслужил и хранишь, но надо, — пришёл ответ откуда-то из глубины подсознания.
— Да, объясни, наконец, зачем мне это делать? — мысленно воскликнул Иван.
— Тебе надо отсюда выйти, — получил он в ответ.
— Куда выйти? — опешил Иван.
— Куда — не важно, важно отсюда, — молвил собеседник.
— Зачем? — снова спросил он.
— Не выйдешь — умрёшь, а с тобой умрёт и вся твоя семья, — ответил кто-то.
— Кто ты. Почему ты говоришь мне это? — со злостью подумал Иван.
— Почему говорю…наверное я всё ещё не утратил желание бороться и не хочу умирать. А кто я — не главное, главное сейчас — кто в настоящий момент ты, и хочет ли этот «ты» разорвать, наконец, этот слащавый круг счастья, — это был не ответ словами, это было ощущение, и оно же подсказывало, что этот разговор Иван ведёт не в первый раз, и даже не в десятый.
Хотя что-то ощущалось по-новому — голос у его оппонента, обычно слабый и размытый, как из густого и вязкого тумана, сегодня чувствовался окрепшим, к голосу добавился и нечёткий образ, вглядываясь в который Иван с трудом смог узнать себя.
Вот теперь он вспомнил, что они говорили уже сотни раз — и Иван всегда выбирал реальность, семью и счастье, отвергая непонятную туманную альтернативу, предлагаемую его размытым двойником. Выбор для него был всегда очевиден, всегда, но почему-то не сейчас.
Двойник не спорил, не кричал, не уговаривал, хотя Иван чувствовал, что всё это они уже также проходили, как и вели философские беседы о смысле существования, выходе сознания из зоны комфорта, и даже теологические споры. Двойнику не было всё равно, он очень хотел, чтобы Иван принял его точку зрения, но при этом и принимал доводы оппонента, уважал его взгляд на мир. И ведь это тоже уже было на их встречах, хотя, вот именно сейчас, ощущалось Иваном по-другому, более…правдоподобно, что ли.
— А может и правда стоит тебя послушать — давай ещё раз все свои доводы, выводи из тумана паранормальный мир планеты Земля…, — начал Иван говорить вступительную часть своей речи, но, в этот раз, его жёстко прервали:
— Нет, диалога не будет — всё, что могло быть сказано, уже сказано, и даже повторено не один раз — ты знаешь мои доводы, я прекрасно знаю твои. Изменилось только одно — не знаю по какой причине, но наши оковы ослабли — долго это не продлится, и прямо сейчас тебе придётся сделать выбор — осуществить прыжок веры или остаться в своём замкнутом круге счастья навсегда. Если ты поверишь мне — вырвешься из оков, если нет — будешь жить в них до скорого конца своих дней.
— А что при моём втором выборе будешь делать ты? — вырвалось у Ивана.
— Растворюсь, сгину — мне не будет места в твоём сознании. Выбирай, время дорого, и оно уходит!
— Ну раз ты так ставишь вопрос, то мой выбор очевиден — зачем менять счастье на…, — начал Иван.
— Замолчи и смотри! — прорычал двойник, — я смог прорваться, завеса приоткрылась.
Перед мысленным взором Ивана предстала маленькая каменная клетушка с каменными же кроватью и умывальником, — «Да это же тюремная камера» — пришло к нему понимание картинки, а на каменной кровати лежал спящий он, собственной персоной, со счастливым и расслабленным лицом. Иван опешил и лицо спящего изменилось под эту эмоцию, он испугался — и это отразилось на лице — тут к нему пришло удивление, что он видит настоящего себя — лицо отреагировало и на это.
— Видишь истинную реальность? — превозмогая, как будто поднимая что-то очень тяжёлое, прошипел двойник. В этот момент картинка перед глазами пропала, а двойник сделался бледной тенью себя прежнего и смог только шепнуть ему: — Сковывающие нас узы ослабли, но тюремщик явится и восстановит их, это лишь вопрос времени.
— Как мне выйти отсюда? — тихим голосом спросил ошарашенный Иван.