Не могу поверить, что ты сделал все это. Не могу поверить, что ты знал и скрывал это.

Я отодвинулся от стола, опираясь на больную руку, и взъерошил волосы, которые хотелось рвать от досады. Я с силой потер лицо. Мне не удавалось сохранять спокойствие, но я должен был держать себя в руках. Крики и вопли никак не могли решить ситуацию, в которой я оказался.

– Когда ты понял?

Он был озадачен моим вопросом.

– Когда ты понял, что Ниса – их дочь? – повторил я.

После того как слова вылетели у меня изо рта, он поднялся со стула, попытался подойти ко мне, но я поднял руку и остановил его. Он не должен подходить ко мне. В противном случае ему не поздоровится, даже несмотря на то что это мой отец. Я смог бы ударить его по лицу.

– Я понял, когда ты привез ее сюда, когда она впервые вошла в дверь.

Тот же взгляд, тот же тон голоса, то же отчаяние в глазах, как у близнеца. Из любопытства я не смог удержаться, и когда спросил, пазл сложился. От услышанных истин мне захотелось заткнуть уши. Хотелось просто убежать от всего и потеряться. Но в то же время я не мог этого сделать и просто молчал, не обращая внимания ни на что на свете. Я не мог оставить все как есть.

Мое дыхание участилось, я еще больше взъерошил волосы. Отвернувшись от отца, прислонился головой к холодной, пустой стене и задумался. Пытался понять, как со всем этим справиться, как скрыть эти факты от Нисы. Я взвалил на ее плечи тяжелую ношу, которую она никогда не сможет нести, и ушел. А сейчас собираюсь повторить ту же ошибку.

Я был беспомощен, не мог найти решение, когда был так близко к нему – к ее отцу. Все мои чувства были подавлены. Как я мог скрыть эту правду? Как я мог скрыть ее от той, кого называл своей сестрой? Мне было не под силу справиться с этим. Вот почему у меня оставался только один выход: взять и заставить отца помочь мне. Он должен был оставить это.

– Ты ничего не сделаешь.

Я говорил так, будто отдавал приказы, но мне было все равно – другого решения не было. Отец поднял руку, собираясь мне возразить.

– Мустафа, – начал он.

Но я не собирался ему позволять продолжать нести вздор.

– Ты ничего не сделаешь, не будешь спорить. Я не позволю тебе.

Но отец отрицательно покачал головой:

– Она имеет право знать правду.

– Нет, не имеет!

Мой крик эхом разнесся по нашему маленькому дому. Я увидел в глазах отца человека, который не понимал, почему я так против. Это был взгляд непонимания. Почему он не хотел понять? Неужели он не понимает, что это не сделает всех счастливыми, что это разрушит жизнь каждого?

– Потому что некоторые истины причиняют боль, и люди не хотят их знать. Это никого не сделает счастливым, напротив, только больше загонит всех в бездну. Я хочу, чтобы Ниса никогда не переживала подобного. Она такая беспомощная и очень много для меня значит. Я не могу так поступить с ней.

В то время как эти фразы вылетали из моего рта, как шепот, мой отец должен был осознать мое отчаяние. Я защищал ее. И то же самое делал, когда узнал правду о Демире. Вот она, безысходность: я должен был отказаться от брата, потому что открыть правду значило поломать несколько жизней.

Отец замолчал на несколько минут, потер лицо и вышел из кабинета в гостиную. Я не знал, что он собирается делать, поэтому мне пришлось последовать за ним. Выключив одним нажатием кнопки пульта телевизор, он сел в свое единственное кресло и продолжил размышлять. Я сел на стеклянный журнальный столик и некоторое время наблюдал за ним. А потом он сфокусировал тяжелый взгляд на мне. И я понял, что он не сдастся. Он собирался настаивать.

– В конце концов, она имеет право знать.

Как попугай, он повторял эти слова, а я смотрел на него с отчаянием и насмешкой одновременно. Как он мог сказать мне такое? Почему? Как он мог предпочесть держаться подальше от собственного сына, а теперь вмешиваться в чужую жизнь?

– Ну, Демир, мой брат, не имеет права знать правду. Разве он не должен быть сейчас с нами? Хотя он знал, что его усыновили, он остался в этой семье, ты позволяешь ему называть мамой и папой других людей. Настоящая несправедливость. Разве не так?

Сильная тоска по брату – словно вулкан внутри меня, вызывая глубокие ожоги, извергала из меня эти ядовитые слова. Мой отец снова и снова повторял, что мы не должны портить ему жизнь. По его словам, Демир живет отличной жизнью, у него море возможностей, и этими новостями мы затянем его в бездну.

Конечно, это были лишь мысли моего отца. Я никогда не был с ним согласен и не разделял его идею. Я хотел, чтобы мой брат был со мной, хотел поболтать с ним, поговорить как мужчина с мужчиной. Обсуждать, обнимать его, иногда выходить на улицу, вместе с мальчишками играть в мяч и делиться самым личным. Мне хотелось дразнить его и смущать. Но перед всеми моими желаниями стояло огромное препятствие – моя собственная кровь. Мой родной отец.

– Демир – это совсем другое дело, Мустафа. Ты не можешь приравнивать одно к другому. Я буду говорить об этом снова и снова.

Он хотел предупредить меня, посоветовав держаться подальше. Но он не знал, что, когда вся правда выплывет наружу, его собственная жизнь будет разрушена. Демира ждало большое несчастье, и мой отец просто игнорировал то, что должно было произойти, и принимал собственные решения. Он не был готов столкнуться с последствиями.

– А ты? Жизнь Нисы будет разрушена. Эта девушка только встает на ноги, как раз в то время, когда она впервые начинает чувствовать себя собой. Мы разрушим ее. Ты уничтожишь ее. Она закроется, будет истязать себя изнутри.

Ниса была для меня сладким, добрым воспоминанием из детства. Улыбка расплылась по моему лицу сама собой. Я вспомнил, как она сияет рядом с Демиром, такая счастливая и искренняя.

Это было несколько недель назад. На следующий день после экзамена в университете. Еще до того, как они оба уехали на каникулы. Я заезжал к ним с Сенем, чтобы поздравить с окончанием учебного года, и привез торт. Демир тоже был там и зажигал свечи на торте. Сначала мне сказали, что я буду отличным адвокатом, затем поздравили и пожелали мне счастливого дня рождения. Задуть свечи, зажженные моим братом, было очень приятно. В тот момент у меня было только одно желание. Я загадал желание для Демира и Нисы: я смотрел на них и понимал, как они подходят друг другу, поэтому пожелал, чтобы это никогда не кончалось, чтобы они никогда не разлучались друг с другом, чтобы любовь в их сердцах никогда не угасала, всегда была все более и более живой. Я хотел, чтобы это было с ними как можно дольше. Но теперь, когда я смотрю на то, в каком состоянии нахожусь, я теряю всякую надежду на то, что это когда-нибудь случится. Я даже не хотел думать о том, что будет дальше.

Какой бы сильной ни казалась Ниса, на самом деле она была очень слабой, хрупкой, словно воздушный одуванчик, который при малейшем дуновении разлетится. Я не хотел, чтобы ей открыли правду. Я должен был выступить