Прошло немного времени, и все это развеялось, как дым. Кто мог поверить, что такая перемена могла постигнуть ее, которая тогда казалась неуязвимой и победоносной? Кто мог поверить, что мы увидим в заключении ту, которая даровала свободу заключенным, увидим в бедности ту, которая привыкла щедро давать другим, увидим глумление и злобу тех, кого она осыпала почестями, и наконец, как низменный топор палача лишает жизни ту, которая была королевой дважды? Ту, которая делила супружеское ложе с французским монархом, обесчестили на эшафоте, и ее красота, которая слыла одним из чудес света, поблекла в мрачной темнице и была погублена смертью.

Он обвел взглядом собор:

– Это место, которое она окружила великолепием, теперь затянуто черной тканью в знак траура по ней. Вместо свадебных факелов мы видим похоронные свечи, вместо радостных песен слышим вздохи и стенания, вместо рожков и валторн – звон погребального колокола.

Бог как будто решил возвеличить ее добродетели бедствиями и лишениями, которые она претерпела. Другие оставляют своим потомкам заботу о строительстве роскошных монументов, чтобы избежать забвения. Но смерть этой королевы избавляет вас от этой заботы, ибо она запечатлела в сердцах и умах людей образ постоянства, который не принадлежит только нашей эпохе, но пребудет навеки.

Юный дух был тронут и полетел дальше.

Та, которую называли «чудовищным драконом» и «угрозой протестантизму», прилетела в Лондон и наконец увидела Елизавету во плоти. Она видела ее горе и потрясение, когда ей сообщили о казни, и теперь поняла, что министры и советники королевы привели приговор в исполнение по своей воле. Но это не имело значения. Она увидела празднества и поняла меру человеческой ненависти, но ее это не тронуло.

Мать отправилась в Шотландию и увидела Якова, взрослого мужчину, облаченного в черное. Она увидела и придворных, новых людей, которых не было во время ее правления. Старые же – те, кто властвовал над умами и сеял ужас в ее время, – теперь почти исчезли. Но Холируд и Эдинбургский замок остались такими же, как прежде.

Она увидела графа Синклера, идущего в доспехах, и услышала, как Яков сварливо спрашивает, почему тот не выполняет приказ носить траур по королеве Шотландии. Она увидела, как граф ударяет по своим доспехам, восклицая: «Вот настоящий траур по королеве Шотландии!» – и потрясает мечом.

Шотландия… не изменилась. Но теперь она могла любить ее.

Мария, дочь римско-католической церкви и мученица за веру, увидела обилие памфлетов, историй о ее благочестии, портретов и стихотворений, размножившихся сразу же после того, как ее слуги покинули Англию и отправились на континент, где рассказали о ее последних днях. Ее дух был тронут почтением и преданностью католиков, ее единоверцев. Но она не признала образ суровой и целомудренной пленницы, который они создали.

Состоялись две похоронные церемонии и два погребения. Первая прошла через полгода после ее смерти в соседнем соборе Питерборо. Это была англиканская служба, и ее провел настоятель собора. Ее дух не раздражило это обстоятельство; она испытывала лишь сострадание. Отец Депре с крестом на груди шел следом за ними. Елизавета была главной плакальщицей, но, разумеется, не присутствовала там лично. Она отправила на похоронную церемонию свою представительницу графиню Бедфордскую. День выдался очень жарким. Дух знал, что они заключили ее тело в тысячу фунтов свинца, как будто боялись, что она сбежит, поэтому гроб оказался необыкновенно тяжелым.

Прошло время, и состоялись вторые похороны. Гроб медленно ввезли в Лондон по приказу Якова, который теперь был королем Англии и Шотландии. Он хотел оказать честь своей матери и уложить ее на покой в соборе, где покоились останки ее прадеда Генриха VII[32]. В том же соборе под надгробием и статуей, изготовленными тем же скульптором, лежала Елизавета.

Дух увидел собственный гроб, проплывавший лишь в нескольких ярдах от монумента Елизаветы. Их разделяли неф собора, стены и резные скамьи, так что одно надгробие не могло «видеть» другое.

Величественный монумент Марии с черно-белым мраморным балдахином украшала ее статуя белого мрамора, возлежавшая на темной плите. Она была прекрасна, как только могут быть прекрасны земные вещи.

Поэтому дух любил посещать это место и задерживался здесь. Некоторые посетители ощущали ее присутствие, и вскоре пошли разговоры о чудесах и святости.

Они не понимали.

Ее дух печалило осознание того, как мало они понимают. Они не знали, что присутствие духа не являлось чем-то необычным, поэтому со временем мало-помалу дух утратил желание покидать свою обитель.

Он обрел покой в Боге, Который всегда понимал, что все образы Марии Стюарт были единым целым, созданным для вечности.

Изгнание завершилось. Она вернулась домой.

В моем конце – мое начало.

Утверждалось, что за «веком королей»: Генриха VIII, Франциска I и императора Карла V – наступил «век королев»: Елизаветы I в Англии, Екатерины Медичи во Франции и Марии, королевы Шотландии. Безусловно, во второй половине XVI века существовало необычно много женщин-монархов, если вспомнить, что перед Елизаветой правила Мария I (Мария Кровавая), а перед Марией Шотландской ее мать Мария де Гиз занимала пост регента. Джон Нокс в своем «Первом трубном гласе против чудовищного правления женщин» утверждал, что неестественно, когда во главе королевства стоит женщина. Он был заклятым врагом Марии Стюарт, королевы его собственной страны, и испытывал к ней личную, а не только принципиальную неприязнь.

Из всех этих правительниц только Мария, королева Шотландии, кажется самой трудной для понимания. При ее жизни мнения о ней сильно разнились, и четыреста лет мало способствовали примирению противоположных взглядов. Была ли она «порочной Иезавелью», созданной воображением Нокса, погрязшей в невежестве и разврате, или же самой терпимой королевой и страдалицей, обожествляемой ее сторонниками?

В попытке ответить на эти вопросы мне пришлось создать составной образ Марии как личности, во многом так же, как современные исследователи пользуются компьютерным моделированием и взаимно перекрывающимися фотографиями для картирования поверхностей, недоступных обычному наблюдению. Я не считала необходимым исключать любые материалы, так как некоторые из них взаимоисключали друг друга. Постепенно начал возникать связный образ женщины, которая была отзывчивой, преданной, храброй, щедрой и одухотворенной, но также не умевшей разбираться в человеческих характерах, непостоянной, импульсивной и склонной к решительным действиям, а не к обдуманной стратегии. Она была умной, но ее интеллект нельзя было назвать блестящим, она обладала художественным и поэтическим талантом, а также немалым обаянием и способностью легко вписываться в любую обстановку, будь то роскошь французского замка или простой купеческий дом в Сент-Эндрюсе. Она не особенно любила изысканную моду и драгоценности, а в ее характере проглядывали мальчишеские и даже воинственные черты. На более позднем этапе ее жизни появился мистический аспект.