А Борман не делал ничего.

Затем произошло событие, радикальным образом изменившее их взаимоотношения, – в августе 1943 года Гиммлер был назначен рейхсминистром внутренних дел. Партия и СС оказались лицом к лицу, и началась конфронтация двух полюсов власти.

Гиммлер очень скоро ощутил, что все теперь не так. Борман присоединился к рядам противников СД и потребовал строгого выполнения указаний партии. Это означало, что и влияние на общественное мнение относительно внутрипартийных дел, и оценка политической надежности правительственных чиновников являются исключительным правом партийного руководства. СД теснили со всех сторон. Тем же летом распространение «докладов из рейха» было резко ограничено, а через год и вовсе запрещено. Одновременно Борман запретил всем партийным функционерам работать с СД, а вскоре так же поступил Трудовой фронт. В СА это произошло еще раньше.

Можно было ожидать, что Гиммлер станет протестовать против выхолащивания его СД, хотя бы воспользуется властью, которой обладал. Ничего подобного он не сделал, то есть вообще ничего. Олендорф кипел: «Он имел власть но Германии от этого не было никакого толку. И он, и его власть – просто мыльный пузырь». А тактик Гиммлер не придумал ничего лучшего для спасения СД, кроме переговоров с партийной канцелярией о новом поле деятельности. К концу войны он все еще «переговаривался». Видимо, он и сам мало в них верил, поскольку давно передал часть официальных полицейских функций своего министерства в СД, чтобы сохранялась хоть какая-то основа для существования этой службы.

Самоустранение Гиммлера – один из примеров тех дефектов в системе СС, которые обычно были скрыты за фасадом всеобщей солидарности. СС никогда не осмеливались на открытую войну с партией – потому что их лидеры никак не могли договориться, какова же подлинная сфера их интересов.

Монолитное единство рядов СС – не более чем миф, сочиненный эсэсовскими пропагандистами. У самого рейхсфюрера не было иллюзий на этот счет. Еще в 1940 году он поделился с офицерами «Лейбштандарте» тревогой, которая порой одолевает его: «Ведь эти военные части СС могут существовать, только если существуют СС в целом – то есть если весь корпус станет действительно орденом, живущим по своим законам и осознающим, что одна часть без другой немыслима». В Познани в октябре 1943 года он высказался перед группенфюрерами еще яснее и конкретнее: «Горе нам, если возникнет раскол между СС и полицией. Горе нам, если неверное понимание своей миссии приведет руководителей того или иного управления к жажде независимости для своего ведомства, к желанию обособиться от всех остальных! Я не сомневаюсь, что, если мне суждено быть убитым, СС пришел бы конец». И снова: «Если только допустить, чтобы связи между организациями ослабли, можете быть уверены, что уже в следующем поколении все опять скатится в старую посредственность».

Со своими отчаянными призывами к единению Гиммлер напоминал предпринимателя, одержимого идеей расширения своей фирмы, который создает все новые филиалы и в один прекрасный день видит, что не может удержать все это в своих руках. И без того до крайности мнительный и недоверчивый, Гиммлер еще терзался мыслью: а что, если он больше не хозяин в своем доме. Составные части его империи постепенно, путем саморазвития, обретали самостоятельность и прямо на глазах отходили от Гиммлера, а самые честолюбивые руководители уже пытались вести себя так, словно они ни от кого не зависят. К тому же постоянный рост организаций СС вынуждал Гиммлера допускать в ряды своего ордена лиц, которые ни по каким меркам не отвечали стандартам чистокровного национал-социализма.

Даже верхи были нашпигованы людьми столь разнородными, что эта система превратилась в плюралистическую организацию – весьма курьезный факт для времен тоталитарной диктатуры фюрера. Организм типа гигантской губки втягивал людей самых противоречивых; порой это серьезно осложняло их работу. Андреас Шмидт, лидер немецкого меньшинства в Румынии и зять Готлоба Бергера, однажды раскричался в досаде и гневе: «Что за несчастье – в наше трудное время даже члены СС не представляют собой единого фронта! Время и так трудное, а они еще и интригуют, причем все больше. От этого же еще сложнее!»

Разнообразие интересов организаций и отделений СС, а также привитое эсэсовцам убеждение, что они принадлежат к высшей касте избранных, взрастило комплекс превосходства, который порой работал против самого ордена. В жажде власти и престижа часто сражались друг с другом «фюреры» разных уровней – в ущерб, конечно, СС как целостности. Бывали случаи, что затевались целые заговоры против Гиммлера. История назначения окружных командующих СС и полицией достаточно ярко показывает, с какими проблемами Гиммлер имел дело, утверждая свою власть в джунглях меж своих воюющих племен.

То были главные представители Гиммлера в регионах, и все же ему еле удавалось добиться, чтобы власти относились к ним хотя бы с подобающим уважением.

Он создал эту должность в 1937 году с двумя целями: чтобы на «земельном» уровне, в параллель с его собственной должностью в центре, обеспечить взаимодействие всех сил СС и полиции в рамках единой системы государственной безопасности; и, во-вторых, чтобы был глаз за всеми собственно эсэсовскими организациями на местах. Число их росло, подчинялись они и без того сильным начальникам главных управлений, а это было опасно для его личной позиции непререкаемого авторитета.

Соответственно главные управления рыли землю, стараясь свести роль этих наместников эсэсовского султана до уровня послов, обладающих звучными титулами, но бессильных что-либо предпринять. Земельная администрация вообще отказывалась допускать их вмешательство в свои дела, и Гиммлер поначалу сам ограничил их обязанности чисто представительскими, лишь бы скрыть подлинные цели.

Однако в оккупированной Европе, где не было такого рода препятствий, Гиммлер сумел дать своим окружным командующим больше реальной власти. Зато там для эсэсовских подразделений стало чем-то вроде спорта «не замечать» назначенцев Гиммлера. И полиция и СС приняли меры предосторожности, чтобы окружные командующие не забрали себе слишком много власти. Полиция порядка (Орпо) отказывала в людях; а шеф Орпо требовал, чтобы окружные командующие на территории России подчинялись ему. Эсэсовские командиры тоже нередко давали понять, что они не слишком серьезно воспринимают полномочных представителей Гиммлера. Например, комендант концлагеря в Гамбурге отказался сообщить число заключенных, заявив, что это секретная информация, а оберфюрер СС фон Йен, командир 8-го полка «Мертвой головы», оспаривал право окружного командующего Крюгера требовать от него рапорты о численности, диспозиции и моральном духе полка.

Самое сильное сопротивление окружным командующим оказывали именно войсковые части – ваффен-СС. Когда Крюгер предложил тому же Лео фон Йену занять новые позиции в операции против польских партизан, тот отказался и адресовал Крюгера к генеральному инспектору частей «Мертвая голова»: «Только он один властен отдавать приказы такого свойства». Гиммлер, раздраженный до крайности неуправляемостью своих подчиненных, выпустил серию новых приказов, касающихся окружных командующих. А по поводу ваффен-СС резко заметил, что в соответствии с уже существующими распоряжениями его представителям обычно разрешается «помогать войсковым частям, иначе их будут рассматривать как надоедливых чужаков». Кроме того, он решил приструнить начальников главных управлений: «Мне хотелось бы, чтобы руководители управлений подумали, не хотят ли они сами побыть на посту окружного командующего при таких условиях. Я попросил бы их также поразмыслить над тем, на что будут похожи СС и полиция в ближайшее десятилетие, если я допущу, чтобы подобное положение дел продолжалось».