– До свидания, Мици, – попрощалась Делфина, прижавшись мраморной щекой к щеке подруги. – Я рада… я рада, что ты здесь. Присмотри за ними. Я бы хотела… – Делфина не закончила фразу, так и не высказав своего пожелания. Она глубоко вздохнула, а затем в ее глазах зажегся нетерпеливый огонек. – Ты приедешь ко мне в гости? В школу? Думаю, я не выдержу, если никто не станет меня навещать! – произнесла она громким голосом, в котором прозвучала страстная потребность в живом общении. – Согласна? Я могу выслать тебе деньги на проезд.

Ее пальцы крепко вцепились в руку Димити.

– Я… постараюсь, – пробормотала Димити. Она чувствовала, что ей трудно говорить с Делфиной, тяжело на нее смотреть. Когда она это делала, ей казалось, что голова не дружит с телом.

– О, спасибо! Спасибо! – прошептала Делфина, крепко обнимая подругу, а потом села в автомобиль, опустив глаза и ссутулив плечи.

Позже, когда Селеста уснула, Чарльз обратился к Димити:

– Селеста не может простить Делфину за то, что случилось. Бедняжка, конечно, понимает, что наша дочь сорвала болиголов не нарочно, однако все равно не может смириться. Элоди была в некотором смысле еще ребенком. Понимаешь, ее любимой малышкой. И она так походила на Селесту. Вылитая мать. Моя маленькая Элоди.

Димити испекла ему на ужин пирог, но он, казалось, совсем не замечал, что она всегда рядом, хоть и не принадлежит к их семье.

Ночью Димити снились темные сны, и каждое утро она начинала с того, что неподвижно сидела в постели, ожидая, когда они позабудутся. Но то, что оставалось с ней, что существовало в реальности, было еще хуже кошмаров и не могло исчезнуть. Прежде чем встать, девушка старалась прогнать из головы любые мысли. Иначе она не смогла бы даже дышать, а не то что ходить, разговаривать, готовить пищу и заботиться о Чарльзе. Стоило ей забыться, как перед ней маячили огромные черные глаза и она ощущала запах рвоты. А еще она видела вырезанные и брошенные на пол сердца, из которых сочилась кровь, пропитывая половицы. Когда голова Димити касалась подушки, Элоди возвращалась, приходила в «Дозор», указывала на нее пальцем и кричала: «Ты, ты, ты!» Димити видела онемевшие лица Селесты и Чарльза, поникшую, убитую виной Делфину и понимала, что у каждого из них умерла какая-то часть души. В том числе и у ее Чарльза. Все пошло не так, как надо. Она чуть не выкрикнула это в один из дней, пронаблюдав полчаса, как Чарльз рассматривает наброски портретов своих дочерей. Все пошло не так, как надо. Димити хотела его освободить, чтобы он мог откликнуться на ее любовь. Тогда они вместе уехали бы в Лондон и начали все заново. Но вместо этого Чарльз оказался в еще худшей ловушке, чем прежде. Только изгнав из головы все подобные мысли – а иных у нее не было, – Димити могла удержаться от того, чтобы прокричать их вслух. Но правда оставалась правдой. И потому не рухнуть на дно той бездны, в которую все время падала, и не разбиться там на мелкие кусочки, точно стеклянная, она могла лишь полностью очистив свой мозг.

Осень дарила в тот год ласковое тепло с сухими ветрами, которые вытрясали из маковых коробочек крошечные черные семена, разбрасывая их по золотистым хлебным полям и увядшим лужайкам. У магазина и в пабе велись разговоры о войне, о темной туче, нависшей с востока, о Польше и о грядущей беде, но Димити не обращала на эти слухи никакого внимания. Ничто из всего этого не имело значения, тем более в Блэкноуле. Разве что-нибудь могло проникнуть в их глушь из того огромного далекого мира, который ей обещал показать Чарльз? Ей осталось лишь дожидаться, говорила она себе. Ей нужно только еще немного потерпеть, и тогда начнется настоящая жизнь, ведь существовать вечно в таком подвешенном состоянии попросту невозможно.

Однажды Димити застала Селесту в саду сидящей в шезлонге, расставив ноги, – совсем неизящно, словно ее кто-то случайно оставил в этой позе, а сама она не побеспокоилась о том, чтобы принять более элегантное положение. Солнце было бессильно согреть ее или вдохнуть в нее пламя жизни. Волосы были чистыми и причесанными, но сама она все равно казалась наполовину мертвой. Сухожилия на шее выступали под кожей, и Селеста выглядела больной и какой-то оголенной. Можно было подумать, что она не в себе и на нее не стоит обращать внимания. Димити прошлась по дому, не нашла нигде Чарльза и уже собиралась уйти, когда Селеста с удивительной силой cхватила ее за руку:

– Послушай-ка, Мици Хэтчер. Ты думаешь, я потеряла память. Это действительно так, и мне трудно многое вспомнить. Но кое-что я не забыла. Когда я тебя вижу, то нутром чую, как что-то меня предостерегает. Это как если бы я смотрела вниз с обрыва и вдруг заметила, что ноги заскользили к самому краю. Угроза– вот что я ощущаю, когда ты попадаешься мне на глаза. В твоем присутствии я не чувствую себя в безопасности. – Не выпуская запястья Димити, женщина пристально на нее смотрела. Девушка попыталась высвободить руку, но не смогла. Хватка Селесты оставалась железной. – Это сделала ты, не так ли? – сказала она, и Димити обмерла, ощутив, как ее сжали тиски леденящего страха.

– Что? Нет, я…

– Да! Это ты виновата! Я заметила, как ты смотрела на Делфину, на плечи которой легло все бремя случившегося, и хранила молчание. Я видела, как ты позволила ей взять вину полностью на себя. Но если бы не ты, она никогда не стала бы собирать полевые травы. Если б не ты, ей такое и в голову бы не пришло. И если бы ты не предала моих девочек и не начала охотиться за их отцом, она никогда не пошла бы в поле одна и не сорвала что-то ядовитое. Ты не меньше виновата в ее ошибке, чем она. Не думай, что тебе удастся прожить жизнь, не взяв на себя часть этой ноши. Ты должна ее разделить! – Она отбросила от себя руку Димити, и девушка почувствовала, как по лицу потекли слезы. Это были слезы облегчения, но Селеста неверно их истолковала и, как ни странно, посмотрела на Димити довольным взглядом. – Ну вот. Так-то лучше. Я не замечала, чтобы ты плакала по Элоди, но теперь увидела, как ты плачешь хотя бы из жалости к себе.

– Я никогда не хотела причинить вред Элоди, – ответила Димити. – Я не думала, что она погибнет!

– Но это случилось. Моя девочка мертва. Моя маленькая Элоди никогда не вернется назад… – Голос изменил Селесте, и какое-то время единственными звуками, которые раздавались, были ее прерывистое дыхание и далекий шелест морских волн. – Как бы мне хотелось… – тихо проговорила она несколько минут спустя. – Как бы мне хотелось повернуть время вспять, чтобы мы никогда не приезжали сюда, в это место. Как бы мне этого хотелось… Помоги встать.

Димити протянула руку, на которую Селеста оперлась, поднимаясь с шезлонга. Они покинули сад и пошли через поросшие травой поля в сторону моря.

– Подведи меня к самому краю утеса. Я хочу взглянуть на океан, – велела Селеста, и Димити повиновалась. Теперь женщина шла куда более уверенным шагом, и дрожь в теле ослабла.

Димити вскоре поняла, что во время прогулки Селеста не нуждается в сопровождающих, но та все равно продолжала крепко держать руку Димити в своей. Решительный взгляд Селесты был устремлен вперед. Внезапно Димити ощутила тревогу, хотя не могла сказать почему. Угроза– так только что сказала Селеста. Они подошли к обрыву, пляж находился далеко внизу. До него было футов шестьдесят. Димити остановилась, но Селеста сурово проговорила: