Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И наконец, он растер ладонью по груди псевдоразумный гель. Растекшись по коже, гель очистил и продезинфицировал его раны. Потом гель сам отслоился и опять затек в контейнер, оставив после себя шлейф лесных запахов.
И только после этого Том оделся в чистую одежду и направился на кухню.
Мускулистый молодой человек, используя нож с отверстиями, резал овощи. Он молча указал на кипу грязных тарелок, сложенных возле раковины. Том кивнул и принялся за работу.
* * *
У Вози был маленький служебный кабинет. Закрыв все шкафы на дактил-замки, она сказала, что Том может спать здесь, пока она не подыщет место получше.
Постель была сделана из отслуживших свой срок полотенец — потрепанных, но чистых.
Первая декада пролетела, как сладкий сон. Каждый день он работал на кухне, бок о бок с могучим молодым человеком, чье имя, как выяснилось, было Жерар. Он доводился Вози племянником и был достаточно дружелюбен, нисколько не возражая против присутствия Тома.
Если Тому все еще и снились сны о другом Жераре, то, проснувшись, он никогда об этом не помнил.
На четвертый день Вози разрешила ему обслуживать посетителей, если народа будет немного.
Он принес омлет с сыром и зеленью для седого мужчины, того самого, который в самый первый день передумал входить в кафе, столкнувшись с грязным, зловонным привидением, каким в ту пору выглядел Том.
Сейчас мужчина его попросту не узнал.
Том регулярно брился, а голова стала обрастать чистыми короткими волосами. Утром и вечером он сытно ел на кухне. А когда заканчивалась работа, он совершал долгую, неспешную прогулку по берегу тихого вечернего моря. Бригады уборщиков поддерживали на приморском бульваре безупречную чистоту. Все, кто проходил мимо, или кивали ему в знак приветствия, или здоровались за руку.
На девятый день Вози вручила ему оплату, в том числе и «премию новому работнику». Том пытался вернуть ее, но Вози настояла, чтобы он не отказывался.
— Завтра, — сказала она, — твой первый выходной день.
* * *
На доске объявлений были вывешены списки имевшихся в общине свободных жилищ. В маленьком, выкрашенном белой краской коридоре человек с худощавым лицом принял от Тома вступительный взнос и показал ему новое жилье. Ванная оказалась одна на двенадцать комнат, но все было чисто и содержалось в порядке.
Теперь у него была собственная комната. Кровать, стол, табуретка, полка. Класть на нее пока еще было нечего.
Поздним вечером, изучая местность, он свернул в туннель справа от бульвара.
По стенам плясало голографическое пламя. Из прикрытых тонкой загородкой комнаток-таверн доносился смех.
Он остановился у двери ближайшей таверны. Здесь ощущался легкий запах марихуаны, а в баре заманчиво искрились многоцветные бутыли.
Том почувствовал, как внутри него зашевелился дракон, но усилием воли загнал зверя вглубь, в погруженную во мрак пещеру. И развернувшись, пошел к своему дому.
* * *
— Я могу взять их себе?
Жерар пожал плечами:
— Бери, если хочешь.
Эти старые штаны лежали среди половых тряпок в кухонном шкафу. Они были вполне еще пригодны для носки.
— Спасибо! Давай я тебе помогу.
Этим же вечером Том выстирал старые брюки в ванной около своей комнаты.
На следующее утро он проснулся, как всегда, очень рано. Надев старые брюки и ничего больше, босиком, вышел из своего жилища — осторожно, боясь разбудить все еще спящие семейства соседей, — и устремился к берегу моря.
Растяжка, даже самая легкая, вызывала боль.
Том поражался. Каким образом его мускулы могли быть такими слабыми и в то же время такими напряженными и несгибаемыми?
Он особенно долго нагружал икроножные мышцы и ахиллово сухожилие.
И под конец медленно — очень медленно — побежал трусцой.
* * *
В то первое утро он смог пробежать вдоль берега моря только несколько минут. Потом пришлось остановиться и идти до своей комнаты шагом: грудная клетка вздымалась от тяжелой одышки.
Но на следующий день он сделал новую попытку, потом еще одну — на третий день. Он бежал трусцой, шлепая босыми ногами по камням с золотыми вкраплениями — и каждый раз убегал все дальше и дальше.
Через четыре декады, накопив достаточную сумму, Том купил пару хороших брюк. Еще две декады спустя — пару дешевой легкой обуви для тренировок.
В обуви он мог бегать быстрее.
Купить инфор ему было не по средствам, но у содержателя антикварной лавки, старого Нарвана, нашелся видавший виды лаксхишский голотерминал; всего за один миним в неделю Том взял его напрокат. Нарван одолжил ему и кое-что из классики, хотя все было на языке лаксхиш.
Получив рекомендацию от Вози, Том смог записаться в библиотеку. Зал библиотеки в этой крошечной общине был маленький, но обладал впечатляющим набором кристаллов.
Декада шла за декадой. Вскоре минул целый гекто-день.
Когда пошла пятнадцатая декада его работы у Вози, Том в быстром темпе пробегал каждое утро по пять километров. Кроме того, он постоянно занимался растяжками; подтягивался в своей комнате — на прочном брусе для развешивания одежды; отжимался на полу, уперев ноги о край кровати; разрабатывал брюшные мышцы, поднимая ноги. Душ, затем одеться — и на работу. Вошло в привычку приходить на работу пораньше — он теперь открывал кафе и занимался его уборкой перед тем, как приготовить завтрак для себя и Жерара.
Вози обычно ела дома, но не из-за того, что ей не нравилась его стряпня, а по привычке.
— По сравнению с тем, кто пришел сюда полгода назад, — сказала она ему однажды утром, — ты совсем другой человек.
Том остановился, держа в руке швабру:
— Ты дала мне шанс, Вози.
— Ну, что ж, — она посмотрела в зеркало, которое занимало всю стену в кафе, и пригладила свои короткие белые волосы. — Похоже, я сделала хорошее дело, как ты считаешь?
— Не знаю, как я тебя… — Том замолк, внезапно охрипнув от волнения.
— А хочешь, милый, я предложу тебе способ, как отблагодарить меня?
Что он мог ответить? Том кивнул.
— Когда-нибудь, окажи помощь тому, кто будет в ней нуждаться. Договорились?
— Я это сделаю, Вози. — Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Хороший мальчик… А теперь иди помоги Жерару с пирогами, уже пора. Посмотри, чтобы он их не сжег.
Нулапейрон, 3417 год н. э.
Был день отдыха. Он опирался спиной о ступени лестницы, и, закрыв глаза, прислушивался к легкому плеску волн и детским крикам. Дети играли.