– Ясно, – ответил Салливан. – Хорошее дело, ты молодец. Жаль, меня там не было, я бы тебе помог. – «Боже мой», – подумал он. – Ты купила необходимые… продукты?

– Думаю, да. – Она глубоко вздохнула. – Слышал, что сказали эти vatos?[57] Они назвали нас с тобой la mosca en leche — «муха в молоке», вроде «соли с перцем», так говорят про межрасовые пары. Они решили, что я мексиканка.

Салливан бросил на нее взгляд:

– Но ты и есть мексиканка.

– Я знаю. Приятно, что они умеют различать. А как твои успехи? Нашел полезную электронику? – Салливан смотрел в свое боковое зеркало. Новенький «Линкольн» прибавил скорости, чтобы успеть проскочить на светофоре, и теперь перестроился в правую полосу, будто готовясь к обгону. Салливан был рад сменить тему, но не хотел говорить о купленной им разношерстной электронике.

– Неплохо, – отрешенно ответил он, – учитывая, что я сам не знал, что мне нужно. – Когда «Линкольн» поравнялся с фургоном, Салливан решительно нажал педаль тормоза, и большой автомобиль унесся вперед. – У них по дешевке нашлись старые карборундовые лампы, я прикупил немного, за пятьдесят баксов купил старую фордовскую индукционную катушку и еще манометр Ленгмюра. – Он делал вид, будто внимательно смотрит вперед.

Едущий впереди «Линкольн» замедлил ход, а сзади появился еще один и уже догонял их.

– И прочие мелочи, – почти шепотом добавил он, потому что явно что-то было не так. Его ладони внезапно взмокли на руле.

Впереди был перекресток, Салливан почти проехал его, но в последний момент нажал на тормоз и крутанул руль так, чтобы свернуть с левой полосы через правую. Завизжали шины, а приступ головокружения из-за «времени бара» вынудил его сделать поворот чуть менее резким и более широким, чтобы фургон не опрокинулся, после чего он вдавил педаль газа, и они с ревом понеслись по старой жилой улице.

Через зеркало он увидел, что его быстро догоняет второй «Линкольн», звук его двигателя уже было отчетливо слышно.

– Плохие парни, – почти беззвучно произнес он. – Пристегнитесь. Малыш, спрячься где-нибудь. Я попробую от них оторваться. Мы нужны им живыми.

Откуда-то взялся «Линкольн» и уже догонял тот, который был ближе и уже заходил на обгон слева. Не отпуская педали газа, Салливан дернул руль влево, чтобы отрезать путь «Линкольну».

Послышались громкие, частые хлопки, фургон дернулся, задрожал и затрясся, а в салон полетели осколки. Салливан резко отпустил педаль газа и вдавил тормоз; передок тут же осел, завизжали шины, а Элизелд влетела в приборную доску. Фургон развернулся и встал, качнулся обратно. Салливан дал задний ход и вдавил газ до отказа.

Ближайший «Линкольн» вылетел на обочину и наскочил на мусорный бак. Боковое зеркало было сорвано, и Салливану приходилось оборачиваться и смотреть в узкие проемы задних окошек. Из-за активных манипуляций с рулем зад фургона сильно кидало туда-сюда. Салливан услышал еще пять или шесть выстрелов, как вдруг второй «Линкольн» заехал на лужайку, чтобы укрыться от сумасшедшей траектории фургона, который на скорости задом вылетел почти на середину Лукас-авеню.

Что-то с силой ударилось в фургон, Салливан подбородком впилился в спинку своего сиденья и услышал вдали еще два удара от столкновения. Фургон замер, Салливан перевел рычаг в нейтральное положение и попробовал завести двигатель. В задней части фургона над плитой и кроватью, где он в последний раз видел мальчишку, кружили перья. Ну хотя бы двигатель завелся.

Салливан снова перевел рычаг в положение начала движения, развернулся лицом к битому лобовому стеклу, нажал на газ, и фургон поспешил по Лукас-авеню, все тише скрежеща битым стеклом и металлом.

Салливан вел машину быстро, в ожесточенной сосредоточенности, дергая руль то влево, то вправо, чтобы огибать машины, проскакивать на красный сигнал светофора, то и дело поглядывая вперед и назад и бешено сигналя.

Убедившись, что ему удалось хотя бы ненадолго оторваться от преследователей, он совершил поворот направо и затем сразу налево в служебный проезд за чередой уличных магазинов. Там нашлось пустое парковочное место между двумя грузовиками, но его потные руки так сильно тряслись, что он в нерешительности простоял целую минуту, прежде чем завел фургон ровно между ними и перевел рукоятку в стояночный режим.

– Малыш, – прохрипел Салливан, не в силах даже повернуться от бившего его озноба, – ты в порядке? – Во рту у него пересохло и ощущался привкус старых монет.

Во внезапной тишине за слабым рокотом работающего вхолостую двигателя он расслышал детские всхлипы. Мальчик долго успокаивал рыдания и в конце концов смог выговорить:

– Бывало и похуже.

– «Мы нужны им живыми», – произнесла Элизелд, которая пряталась, скрючившись под панелью управления. Она вернулась на свое сиденье и вытряхнула из растрепанных черных волос осколки стекла. – Я рада, что ты с ними разобрался, красавчик.

– В тебя попали? – спросил у нее Салливан слишком высоким голосом. – В нас стреляли. А в меня попали? – Он расставил руки и осмотрел себя, потом повертел ногами, чтобы и их проверить. Крови нигде не было, как и боли или онемения.

– Нет, – ответила Элизелд после изучения себя. – Что теперь будем делать?

– Ты… оставила свой комбинезон в Солвилле. – Обращение на «ты» Элизелд приняла как должное. – Возьми в шкафчике фургона мой пиджак и футболку, и еще найди что-нибудь для мальчика. Какую-нибудь маскировку. Там есть моя бейсболка, можешь собрать под нее волосы. Вы оба возвращайтесь на автобусе, будете выглядеть как мать с сыном. Я поеду на фургоне… по задворкам и закоулкам. Когда доберусь до шоссе, там уже, думаю, проблем не будет, но вам безопаснее возвращаться не на фургоне.

– Может, все вместе поедем на автобусе? – спросила Элизелд. – Фургон оставим здесь.

– Тогда ему придется оставить все, что он накупил, – произнес мальчик, все еще шмыгая носом, – а там найдется парочка штуковин, которые не полный хлам.

– Спасибо, сынок, – отреагировал Салливан, не испытывая восторга от того, что ребенок копался в его покупках. Потом обратился к Элизелд: – Ах да, вот. – Он расстегнул поясную сумку и снял ее с талии. – Ты когда-нибудь стреляла из пистолета?

– Я не верю в оружие.

– О, поверь, оно очень даже существует. – Салливан потянул за кольцо и расстегнул застежку-«молнию», обнажив прижатую двумя ремешками рукоять. – Видишь? Вот один из них.

– Если помнишь, то я видела его прошлой ночью. Я имела в виду, что они мне не нравятся.

– Ах, ты об этом, – произнес Салливан, расщелкивая застежки и вынимая пистолет из кобуры, вшитой в поясную сумку. Он направил пистолет в потолок и высвободил магазин, нажав пуговку защелки за спусковым крючком, но не успел подхватить, когда тот вылетел из рукоятки. Магазин шлепнулся на пол, Салливан не стал его поднимать. – Мне они тоже не нравятся. А еще мне не нравятся стоматологи, мотоциклетные шлемы и обследование простаты.