– Отдохните пока, – предложил Ричардсон. – Можете покурить.

Молодой человек достал плоский золотой портсигар, выбрал сигарету и прикурил от крошечного язычка пламени, прыгнувшего из угла портсигара. Потом, спохватившись, вновь открыл его и приглашающим жестом протянул Ричардсону.

– Нет, спасибо, – отказался партийный функционер. Он уже не глядя шарил рукой в нижнем ящике стола, нащупывая банку с табаком. Набил трубку, не торопясь, раскурил ее и только после этого вскрыл конверт и достал из него тощую зеленую папку. Несколько раз глубоко затянулся табачным дымом и начал читать.

Читал он в полном молчании минут пятнадцать. Но уже через десять минут понял, что в его руки попало именно то, что ему нужно. Память его не подвела.

Закрыв папку, Ричардсон предупредил молодого человека:

– Мне нужно подержать это у себя двадцать четыре часа.

Крепко стиснув зубы, не произнеся ни слова, молодой человек согласно кивнул.

Брайан Ричардсон постучал пальцем по зеленой обложке.

– Полагаю, вам известно, что здесь имеется?

– Да, я прочитал, – два красных пятна ярко вспыхнули на щеках молодого человека. – И должен вам сказать, что, если вы используете это, значит, вы еще более низкий и грязный подонок, чем я всегда считал.

На миг грубоватое лицо Ричардсона побагровело. Голубые глаза сверкнули холодом стального лезвия. Но гнев его тут же погас. Совершенно спокойно он ответил:

– А мне нравится ваша смелость. Могу вам сказать только одно. Бывают моменты, когда жизнь требует, чтобы кто-то и в грязи копался – как бы ему самому это ни было противно.

Молодой человек промолчал.

– Теперь поговорим о вас, – продолжал Ричардсон. Он потянулся к стоявшей на столе корзине, покопался в бумагах и отыскал два скрепленных вместе листка.

Просмотрев их, спросил:

– Вы знаете, где находится Фоллингбрук?

– Да, в Северо-Западном Онтарио.

– Правильно, – кивнул Ричардсон. – Советую приступить к его изучению: география района, местные жители – с этим я вам помогу, – экономика, история и все такое прочее. Этот рейдинг вот уже лет двадцать представляет Хэл Тедеско. На очередных выборах он подаст в отставку, хотя об этом еще и не объявлялось. Фоллингбрук – надежное, гарантированное место, и премьер-министр будет рекомендовать вас на него кандидатом от партии.

– Да, – процедил сквозь зубы молодой человек, – времени вы не теряете.

– Мы заключили сделку, – сухо и резко напомнил ему Ричардсон. – Вы свои обязательства выполнили, теперь – моя очередь.

Указав на зеленую папку, добавил:

– А это верну завтра.

Молодой человек помолчал в нерешительности, потом неловко произнес:

– Не знаю даже, что и сказать.

– А ничего, – посоветовал Ричардсон. Впервые за все время их беседы он улыбнулся. – Основная беда политики в том, что слишком много народу говорит слишком много слов.

Через полчаса, еще раз перечитав содержимое папки, на этот раз с углубленным вниманием, директор партии снял трубку одного из двух телефонных аппаратов, стоявших на его столе. Это был прямой городской телефон, и он набрал номер правительственного коммутатора и попросил соединить его с министерством по делам иммиграции. Переговорив еще с одной телефонисткой и двумя секретарями, он наконец добрался до министра.

Телефонная трубка донесла до него зычный бас Харви Уоррендера:

– Чем могу помочь?

– Я бы хотел встретиться с вами, сэр, – с большинством членов кабинета Брайан Ричардсон был на ты, но Уоррендер составлял редкое исключение.

– У меня как раз выдался свободный час, – предложил Харви Уоррендер. – Заходите, если угодно. Ричардсон заколебался.

– Мне это не очень удобно, если не возражаете. Вопрос у меня весьма личного свойства. Я подумал, нельзя ли было бы нам встретиться у вас дома сегодня вечером. Скажем, часов в восемь.

– В моем офисе нам никто не помешает, заверяю вас, – настаивал министр.

– Я бы все же предпочел встретиться у вас дома, – терпеливо ответил партийный организатор.

По тону Уоррендера было ясно, что министру возражения Ричардсона очень не по душе. Он раздраженно проворчал:

– Не нравится мне вся эта таинственность. Что у вас за дело-то?

– Личное, я же сказал. Думается, вечером вы сами согласитесь, что обсуждать его по телефону не стоило.

– Слушайте, если вы по поводу этого сучьего сына Дюваля…

– Нет, с ним это не связано, – прервал его тираду Ричардсон. “Во всяком случае, напрямую, – подумал он, – Только косвенно, через целую цепь зловещих событий, которые вызвал к жизни сам того не подозревающий Дюваль”.

– Ну, тогда ладно, – нехотя согласился министр. – Если уж так необходимо, приходите ко мне домой. Жду в восемь.

Ричардсон услышал щелчок – министр бросил трубку.

Обитель достопочтенного Харви Уоррендера являла собой внушительного вида двухэтажный дом в Роклифф-парке – в северо-восточной части Оттавы. В начале девятого фары “ягуара” Ричардсона высветили извилистые, окаймленные деревьями бульвары района, некогда известного под более прозаическим названием Маккэйский пустырь, а ныне элегантного привилегированного места обитания столичной элиты.

Проехав еще несколько минут, Ричардсон оказался у дома Уоррендера, стоявшего на ухоженном лесистом участке, к нему вела длинная серповидная подъездная дорожка. На эффектно отделанном тесаным камнем фасаде здания бросались в глаза белые двустворчатые двери, обрамленные по бокам двумя белыми колоннами. Слева и справа от дома Уоррендера, как было известно Ричардсону, находились дома французского посла и одного из членов Верховного суда, а прямо напротив через улицу – лидера оппозиции Бонара Дейтца.

Оставив “ягуар” на дорожке, Ричардсон прошел между колоннами и нажал светящуюся кнопку звонка. Внутри дома послышался мелодичный перезвон.

Дверь открыл сам министр по делам гражданства и иммиграции, одетый в домашнюю куртку и красные кожаные шлепанцы. Вытянув шею, он вглядывался в темноту, придерживая полуоткрытую створку двери.

– А, это вы, – вместо приветствия произнес он. – Ну давайте заходите.

В тоне и манерах министра не было и намека на вежливость. Речь звучала слегка невнятно – причина, как предположил Ричардсон, крылась в стакане, наполненном на первый взгляд неразбавленным виски, который Уоррендер держал в руке. И, очень вероятно, еще в нескольких, ему предшествовавших. “Подобная ситуация, – подумал Ричардсон, – отнюдь не облегчит задачу, с которой я сюда пришел. Но, возможно, и наоборот: действие алкоголя на некоторых людей предсказать невозможно”.