Обычно Девкатра приносил два письма. Одно предназначалось Кальту, другое – Лоскиру.

Свои письма Кальт обыкновенно читал вслух – ведь все равно у него не должно было быть никаких тайн от Лоскира. Лоскир же, хотя и мог иметь тайны от Кальта, обычно этим правом не пользовался. Наверное, просто ленился читать. Таким образом получалось, что Кальт читал вслух абсолютно все письма от Властелина…

Разворачивая сгусток измененной материи с письменами Властелина, Кальт бросил на Девкатру косой взгляд.

«Что-то с ним не ладно. Крыло словно обгорело… Кто это его так?»

Лоскир тоже был поглощен изучением увечий Девкатры.

– Ну, что там? – наконец спросил он с деланной небрежностью.

– Как обычно? – Да уж сделай одолжение… Кальт прочистил горло и торжественно начал:

"Любезный Лоскир!

Ты будешь в Орине в ближайшие семь дней вместе с ре-тарским войском и Последним Оружием. Жду тебя. Властелин."

– Гм… – Лоскир в задумчивости почесал подбородок. – Как-то негусто. Не в службу а в дружбу, прочти-ка еще раз?

Кальт перечел письмо – медленно, едва ли не по слогам.

Затем он передал письмо Лоскиру – пусть удостоверится в том, что это не подделка. Не розыгрыш Властелина, призванный спровоцировать его на необдуманные действия.

«Впрочем, Властелину, кажется, теперь не до розыгрышей…»

Лоскир снова пробежал записку глазами. И Кальт наконец догадался: Лоскир попросту тянет время.

Девкатра не спешил исчезать – он ждал от Лоскира подтверждения его готовности исполнить все так, как желал Властелин.

Как будто невзначай Кальт коснулся ножен. Теперь они были не просто теплыми, они жгли руку. «Что же в таком случае меч? Закипел что ли?»

Кальт испытующе взглянул на Лоскира.

"Слабость торжествует над силой… Может, эта фраза и есть ключ к пониманию того, что произошло? Ключ к поражению Властелина? По всему видно – дела Властелина идут из рук вон плохо. Теперь он не доверяет никому. И чтобы не ронять своего достоинства в наших глазах, чтобы не толкать нас обоих в горнило измены, он ломает комедию деловитой немногословности!

«Ты будешь в Орине в ближайшую неделю». Да как сие возможно – добраться до Орина за неделю, волочась на этой проклятой барке, груженой Последним Оружием? Когда на это Оружие страшно даже лишний раз дунуть, потому, что в случае чего от нашего войска останется только гора трупов?!! Только вот что думает по этому поводу Лоскир?"

Горящие потусторонним холодом глаза Девкатры, вперенные в читающего Лоскира, говорили красноречивее любых слов.

За ним, Лоскиром, последнее слово.

Лоскир отрывается от письма и с надеждой смотрит на Кальта.

Его взгляд сияет странной решимостью. Кальт улыбается, но тут же мысленно одергивает себя.

«Мало ли – что это за решимость? Быть может, это решимость выпустить мне кишки и спешить, сломя голову, на выручку своим „браткам“ и „бате“?»

– Знаешь, Кальт, я вот тут подумал…может и впрямь было бы недурно в эту твою Лезу мотнуть? А то заколебался я как-то воевать… Все на посылках тут бегаю со всякими оружиями… Отдохнуть охота по-человечески…

С этими словами Лоскир обратил свой горящий яростью взор к Девкатре.

Пусть Властелин, если он сейчас смотрит на него очами этого исчадия бездны, вызванного к жизни волею недоступной ему магии, видит: он, Лоскир, больше не Тэн окс Мата. Он даже не пытается им казаться!

Кальт выхватил из ножен подаренный Сегэллаком меч.

«Только возьмет ли эту нежить мое оружие?»

Вмиг Кальт сменил вельможную размеренность на стремительность профессионального фехтовальщика. Он хоть и был Советником, но успел забыть, как сносят головы.

Полузамах.

Отчаянный посвист клинка.

Громокипящая струя стали, некогда укрощенная рукой Жреца Гаиллириса в строгих формах клинка, входит в бордовую плоть почтового голубя Властелина. И уродливая зломысленная тыква с длинным хоботком, покрытая жесткими, колышущимися туда-сюда волосами, падает на землю…

– Это и будет наш ответ, – подытожил Лоскир, рассекая обездвиженную плоть Девкатры надвое своим мечом дионаггана. – А что делать с этим? – Кальт брезгливо пнул останки Девкатры.

– Сначала нужно отрезать крылья, расчленить туловище и вырезать сердце. А потом мы все это сожжем, говоря нужные слова и покрывая ткань мироздания узорочьями запретительных знаков. Чтобы в этом аспекте бытия он больше не мог собраться, – пояснил Лоскир специально для Кальта. – Что ж, полдела сделано!

Когда встречаются две хорошенькие девушки из свиты Хозяйки Благородного Дома, разговор обычно идет о щедрых, но плешивых покровителях, шелковых платьях и шелковых платьях других девушек.

Когда встречаются двое харренских воинов, болтают о грютских скакунах, доходных уездах и пристойных оружейных лавках.

Когда встречаются двое Звезднорожденных, даже Хуммеру неведомо, о чем они будут говорить.

– Жаль, что Диорх столь непредсказуем, Брат. Жаль, что я вновь пришел сюда и что мне не дано видеть тебя, – сказал Октанг Урайн, упершись ладонями в непреодолимую для зрения и тела преграду, скрывающую от него Брата по Рождению. Заклятого врага. Последнего друга.

– Не думал, что ты придешь сюда вновь, Брат. Но раз уж ты пришел… Я в прошлый раз забыл справиться о судьбе своей серебряной флейты – она осталась в шкатулке, где-то там, в библиотеке. Я как раз дошел в Скрижалях до того места, где описываются все малозначительные, но милые моему сердцу предметы, – голос Элиена был тихим и усталым.

– О чем ты!? Какая флейта, какая библиотека? Неужели ты думаешь, что я вошел в измененный мир Диорха, истратив на это последние силы, для того, чтобы открыть тебе судьбу твоей хренофлейты?

Раздраженная тирада Урайна надолго застряла в измененном воздухе измененного мира, словно песнь все той же флейты в вечернем сумраке ущелья – игрушка в руках горного эха.

Странное здесь было эхо. Оно то завладевало целыми фразами надолго, склоняя их на все лады, то напрочь исчезало.

Урайн прислушался, но не услышал ответа – одни лишь кривлянья десяти Урайнов:

"…флейта, какая… флейта силы… флейта, какая…

флейта силы… флейта, какая… флейта силы…

флейта, какая…

какая-какая!..

хренофлейта!.."

Элиен, похоже, не торопился с ответом.

Тогда Урайн переступил через свою гордость:

– Я прошу тебя, Брат… Не держи зла, но мне сейчас нет дела до твоей флейты.