«Вы живете потрясающе счастливой и хорошей жизнью, свободной от всяческой грязи; воплощением такой жизни вы всегда и были для меня… Элизабет, вы всегда выглядите очень грустной, когда задумываетесь о чем-то. Возможно, вы не были счастливы в приземленном смысле слова – да и не были бы, – но вы все сделали правильно. Если я выживу в следующей жизни, обязательно вспомню ваши визиты в Балтимор, несмотря на жару, и отблагодарю вас за них».

Перкинс не любил оставаться в долгу перед кем бы то ни было, «но только не перед вами», писал он ей, «к счастью для меня, потому что мой долг перед вами невозможно когда-либо оплатить. После наших с вами встреч я всегда чувствую, что те вещи, которые всегда казались мне иллюзией, существуют на самом деле… Что касается последнего уикенда, я всегда буду помнить его, буду думать обо всем и обо всех, кого встретил там, с благодарностью и удовольствием».

Макс никогда больше не был в Велбурне, и совершенство этого места никогда для него не померкло.

Верный своему слову, Перкинс описал мисс Леммон свой типичный рабочий день.

Вторник, 29 июля 1935 года.

Как и всегда, писал Макс, он начал с горы писем на столе.

«Одно письмо было от агента, просившего нас принять молодого истсайдского… автора [по имени Генри Рот], который написал “Зовите это сном”[193]», – сообщал он Элизабет.

Перкинс пролистал роман и, по его словам, хотел бы дать шанс автору опубликовать его. Прочитав его выразительное вступление, описывающее толпу людей на Эллис-Айленд, Макс восхитился тем, как проницательно Рот смог воссоздать фрагмент американской жизни у «Авеню D» в Нью-Йорке.

Перкинс сказал Элизабет, что «как писатель он устроит мне нескончаемые проблемы, потому что презирает сдержанность куда больше, чем любой из тех, кого мы печатали раньше. И все же я написал ему ободряющее письмо и попросил [следующую] книгу. В конце концов, мы же издатели».

Затем он написал Элизабет, как позже в тот же день обсудил с Чарльзом Скрайбнером книгу о дрессировке собак для охоты на птиц, которую они решили принять. Позже они со Скрайбнером говорили об ограниченном издании работ Уильяма Батлера Йейтса. Скрайбнер скептически относился к поэзии, но Перкинс считал, что Йейтс – один из ведущих поэтов двадцатого века, пишущих на английском языке, и утверждал, что им нужна эта книга. Он напомнил Скрайбнеру, что настолько же бесперспективный сборник пьес О’Нилла принес им неплохую прибыль. Скрайбнер сдался и велел ему согласовать с Макмилланом вопрос прав на издание. Затем, писал ей Макс, Стивен Ван Дайн позвонил им, чтобы «уведомить» о новой рукописи («Дело о похищении и убийстве»[194]), которую может привезти к 1 августа.

– Это хорошо, – сказал ему Перкинс. – Но к чему этот ультиматум?

– К тому, – ответил Ван Дайн, – что вы сказали, что с тех пор, как я женился, ничего не делаю в срок.

Перкинс частенько поддразнивал людей, которые женились после сорока, как и Райт.

– И вы еще переживаете об этом? – спросил его он. Остаток утра Макс диктовал письма. Они со Скрайбнером отправились на обед в соседний ресторан Longchamps, в котором был кондиционированный воздух. За трапезой Перкинс рассказал собеседнику о чудесной дороге, вьющейся среди вершин Голубого хребта.

Вернувшись в офис, Макс успел продиктовать оставшиеся письма аккурат перед тем, как вошла Хелен Уиллз-Муди, чемпионка по теннису. Scribners издало ее книгу, инструкцию по теннису. Теперь она собиралась подготовить поударное описание своего недавнего матча с Хелен Джейкобс.

«Она определенно по-своему красива, сильна, здорова и естественна, что называется, по-американски», – написал Макс Элизабет. И он признавал, что ее первая книга была успешной.

Но в то же время, говорил он мисс Леммон, «Хелен Уиллз писать не может». Он хотел предложить ей «завести пару детишек, пока еще не поздно, и забросить писательство». Но вместо этого посмотрел на цифры продаж, стоящие рядом с ее книгой, и заказал новое издание.

«Я не очень хорош в этих делах, – сказал Макс, подразумевая нелитературные обязанности, – потому что мне это все скучно».

Затем последовало еще несколько встреч. До конца дня Макс также получил известия от адвоката Томаса Вулфа. Его клиент, сообщал тот, заглянул в бумаги и обнаружил переписку с Мадлен Бойд, своим агентом, подавшей на него в суд. Максу казалось, что это положит конец их проблемам с Мадлен. Позже Вулф попросил Макса помочь ему любым возможным способом избавиться от этого «позорного, разрушительного нападения» в будущем. На Перкинса можно было рассчитывать, он сделает все возможное. Но Макс написал Тому, что тем не менее такие атаки были частью жизни: «Как говорил один парень, от них пользы, как собаке от блох».

В тот день Перкинсу не с кем было выпить вечером, поэтому он остался в офисе и читал, прерываясь только ради мелких вопросов с копиями для рекламы. В целом, говорил он мисс Леммон, это был «хороший день». Для вечернего чтения он выбрал и сунул в портфель рассказ старого охотника с Юго-Запада, воевавшего против апачей.

«У меня в работе куда больше разнообразия, чем у большинства людей», – однажды написал Макс мисс Леммон, объясняя, почему его так утомляют разговоры об отпуске. В самом деле, говорил он, эта работа так ему подходит, что он не видит причин не заниматься ею семь дней в неделю.

«Никто не считает Сотворение хорошей работой, – сказал он Элизабет. – Возможно, Он поспешил, сделав седьмой день выходным. Вот почему мы в этот день не работаем и почему я так ненавижу его, а также все остальные праздники и ночи тоже».

В сентябре 1935 года Луиза с двумя девочками вернулась из Европы. Пэгги оставила там некоего гонщика, который предложил ей выйти замуж меньше чем через неделю после знакомства, а когда она отказала ему, предпринял попытку самоубийства.

В конце сентября состоялось еще одно важное возвращение. Вулф вернулся в Нью-Йорк. Макс уже приготовился к схватке с ним за печать сборника рассказов. К его удивлению, Том мгновенно согласился на все исправления, без шума и возражений. Похоже, аргументы Перкинса по поводу того, что книгу нужно выпустить как можно скорее, были достаточно убедительными. В течение месяца книга попала в магазины.

Вулф переехал в новую квартиру по адресу Первая авеню, 865, всего в двух кварталах от Ист-Ривер и дома Перкинсов. Вскоре они с Максом вновь прекрасно проводили время. Вулф неплохо обосновался у Перкинсов, но на этот раз, как замечала его агент Элизабет Новелл, он жил там почти как член семьи или как сын Макса, которым фактически и являлся. Казалось, Перкинсу он не надоест никогда, а миссис Перкинс кормила его, заботилась о нем, выслушивала его проблемы и развлекала его друзей, демонстрируя просто ангельское терпение.