По мнению маркграфа де Монферрата, единственным способом восстановить справедливость было предательство предателей. Конрад предложил Саладину объединиться против Ричарда в обмен на господство над прибрежными городами. Если он не может быть королем Иерусалима, что ж, тогда будет правителем Акры.

Разумеется, и самого Маймонида точил червячок сомнения, можно ли доверять такому корыстолюбцу, как Конрад? И тут его поддержал сэр Уильям. Но султан чувствовал, что у них нет выбора. К франкам обязательно прибудет из-за моря подкрепление, и силы захватчиков — волна за волной — в конце концов пробьют их оборону. Если союзников не разделить и не нанести удар по силам Ричарда сейчас, то падение Иерусалима неизбежно.

И поэтому, когда небо на востоке окрасилось багрянцем, Саладин поднял руку в знак того, что он принял окончательное решение. Султан пришел к выводу, что пакт с одним дьяволом просто необходим, чтобы уничтожить другого.

Маймонид взглянул на Уильяма, который бесстрастно, поклоном головы, дал понять, что согласен с решением Саладина. Неожиданно для самого себя раввин вдруг понял, что ему жаль вражеского воина. Для всех остальных присутствующих пакт с Конрадом был всего лишь необходимым злом, которое приведет к завершению войны и великой победе над ненавистной армией Ричарда Львиное Сердце. Однако для Уильяма этот пакт знаменовал начало ужасной трагедии: гражданскую войну, в которой христиане объединятся с безбожниками, чтобы убить других христиан.

Скорее всего, молодой рыцарь никогда не знал о том, что Бог на самом деле — насмешник, но раввин понял, что это поистине гениальный ход великого юмориста. Всего несколько недель назад армия крестоносцев казалась непобедимой. На прибрежной территории поднялась буря, готовая нестись вглубь страны, уничтожая цивилизацию до самого основания. Но произошла неожиданная вспышка — и буря уже готова направить свою разрушительную силу против себя самой.

Крестоносцы падут, но не от холодного света полумесяца, а под ужасным, сокрушающим бременем креста.

Неожиданное прибытие корабля из Англии, на борту которого находилась принцесса Иоанна, было для Ричарда не чем иным, как божественным благословением. После поражения при Аскалоне король не мог избавиться от ужасных мыслей о том, что его надежды и мечты рушатся прямо у него на глазах. Его солдаты отступили к Арсуфу и стали проявлять норов. Все больше и больше воинов требовали атаковать Саладина непосредственно в Иерусалиме. Но Ричард понимал, что это нападение сыграет султану только на руку. Конечно, крестоносцы устали и мучились неизвестностью после нескончаемых месяцев на чужой земле. Рухнула их мечта завоевать пирамиды, и теперь горячие головы в казармах видели только два пути: развернуть рискованное наступление на Священный город или сесть с позором на корабли и несолоно хлебавши отправиться домой. И чем дольше Ричард тянул время, пытаясь найти третий путь, который бы дал им реальный шанс разбить Саладина, не рискуя полным разгромом собственной армии, тем больше солдат на побережье Палестины выражали недовольство нерешительностью короля. В такие минуты Ричарду больше всего не хватало Уильяма. Тот умел успокоить солдат, и те ему верили, ибо считали его самим воплощением рыцарства и чести, обладателем качеств, которые многие полководцы уже давно бросили на алтарь выгоды.

Но прибытие корабля под трепещущими знаменами с изображением золотого льва на фамильном гербе воодушевило Ричарда. Поначалу у него мелькнула мысль, что, по-видимому, весть о трудностях, с которыми сталкиваются их земляки в этом крестовом походе, достигла ушей английской знати и подкрепление уже в пути. Но для его брата Джона, который остался невольным наместником Ричарда в Лондоне, проявление подобного великодушия было по меньшей мере неожиданным. Поэтому Ричард, испытав разочарование, все же не удивился, когда увидел идущий под парусами дромон без сопровождения армады.

Однако его уныние тут же сменилось радостью, когда он разглядел в маленькой весельной шлюпке, которая отчалила от военного корабля и пришвартовалась у берегов Арсуфа, принцессу Иоанну. Наплевав на все приличия, Ричард заключил в объятия свою златовласую сестру, расцеловал ее в обе щеки, которые тут же зарделись от смущения.

В платье с необычно глубоким декольте, расшитым пурпурным и фиолетовым кружевом, — видимо, по последней английской моде, — Иоанна, как всегда, была прекрасна. Но лицо ее было непривычно бледным и печальным. Можно было только догадываться, что ей пришлось вынести от руки озлобленного Джона, от острого языка их матери с тех пор, как Ричард отправился в свое безрассудное приключение. Джон негодовал, потому что Иоанна поддержала притязания старшего брата на престол, а Элеонора не могла простить дочери доверительных отношений со своим покойным супругом Генрихом. В результате Иоанна оказалась в ловушке между двумя самыми могущественными фигурами в королевстве. Ричард знал, что единственным утешением для сестры был лишь тот факт, что мать и брат ненавидели друг друга еще больше, чем презирали ее.

После небольшой экскурсии по Арсуфу Ричард отвел Иоанну в свои покои и большую часть вечера посвятил изложению длинной и печальной истории о своих приключениях в Палестине. Он даже не стал утаивать от нее свою связь с пленницей Мириам. Еще с детства они делились друг с другом самым сокровенным. Мириам все больше и больше раздувала огонь в его сердце, и это было удивительно, учитывая, что в прошлом женщины мало интересовали Ричарда. Он убеждал себя, что просто ищет утешения и хочет развеять одиночество на затянувшейся войне, но его чувства к еврейке стали перерастать в нечто большее. И это пугало короля.

Иоанна с величайшим интересом выслушала рассказ Ричарда, хотя ее явно огорчило известие о том, что первая девушка, которой удалось привлечь внимание короля, намного ниже его по положению. И к тому же еврейка. Сестра стала приводить доводы, пытаясь убедить его в необходимости прекратить эту опасную связь, пока о ней не узнала английская знать. Радости Джона не будет предела, когда до него дойдут слухи о том, что его брат вступил в связь с христопродавицей, и он тут же начнет распускать сплетни о предательстве Ричарда священной миссии.

Но так было угодно судьбе, что их спор прервал стук в обшитую панелями из кипариса дверь. Когда Ричард впустил визитера, он с изумлением увидел, что пришла Мириам. Обрадовавшись приезду Иоанны, он, конечно, забыл о том, что пообещал сегодня отобедать с ней.

Пока Мириам с Иоанной внимательно изучали друг друга, в комнате висела гробовая тишина. Девушки замерли, напоминая двух пантер-соперниц, выжидающих, кто из них нападет первой. Ричард тут же решил вмешаться.

— Мириам, позволь представить тебе мою сестру Иоанну, — сказал король. — Она только что прибыла из Англии.

Мириам, как обычно, неуклюже поклонилась, на лице — ни тени улыбки. Иоанна, не сводя взгляда с гостьи, удивленно подняла брови, потом повернулась к брату:

— Значит, это и есть та еврейка, которая согревает тебе постель, братец?

Мириам сверкнула глазами от подобной бестактности со стороны Иоанны. Ричард понял, что нужно держать этих двух порознь, пока в осажденном лагере крестоносцев не разгорелась маленькая война.