— Где могут находиться эти материалы?

— Они находятся в соседнем корпусе. Подождите немного. — Женщина взяла трубку и уверенно набрала номер. — Валя, это ты? Да, я. Ты не можешь мне подсказать, у вас есть материалы на Шатрова, мальчик… Когда попал? Тридцать лет назад. Да, давно. Понимаю. Но очень нужно, взгляни, пожалуйста. — Несколько минут она держала трубку, ожидая. Чертанов уже думал, что ничего не выйдет, как вдруг женщина встрепенулась и заговорила вновь: — Записываю, — ручка заторопилась по листу бумаги. — Повреждение головного мозг в лобовой части. С какой стороны? Кто ставил диагноз? Хорошо, спасибо. Да, он не мог ошибиться, он был очень хорошим специалистом. — Аккуратно положив трубку, женщина виновато улыбнулась. — Только этим и могу помочь. Возьмите, здесь диагноз.

Чертанов взял листочек бумаги и, аккуратно свернув его, положил в карман.

— Спасибо.

Его пальцы натолкнулись на плотный кусочек картона, который он нашел на месте убийства Екатерины Алексеевны Копыловой. На нем была нарисована корона с двумя молниями. А немного пониже была вычерчена перевернутая церковь. Один из сатанинских знаков, на которые так богата «черная вера». А ниже цифра пятнадцать. Интересно, что бы это могло значить? Рисунку еще не хватает звезды с двумя лучами, направленными вверх, или рогатой головы похотливого сатира. Но ведь рисунок можно рассматривать и как… Господи, почему он не додумался до этого раньше! Как правило, у сатанистов существует несколько храмов, где они совершают свои обряды. И этот знак может указывать на то, что следующая служба состоится в одном из этих храмов. Но в каком? Наверняка где-то в Москве существует еще четыре храма дьявола, расположенные друг от друга на одинаковом расстоянии! Если соединить их линиями, то получится перевернутая пятиконечная звезда! Как же он не догадался об этом раньше! Цифра пятнадцать… Что бы это могло значить? Боже ты мой, пятнадцатого июня двадцать лет назад произошло массовое самосожжение. Осталась всего лишь неделя!

Чертанов вытащил было мобильный телефон, чтобы сообщить о своей догадке Крылову, но тут же сунул его обратно. Нет, сначала еще одна встреча.

* * *

Дверь в кабинет Матвея Тимашова была слегка приоткрыта, и доносился его громкий голос. Он с кем-то энергично разговаривал по телефону, кажется, отчитывал кого-то. Чертанов потянул дверь и вошел без стука, лишь половица под ногами тонко скрипнула, выдавая его присутствие.

Матвей Борисович обернулся и, заметив вошедшего Чертанова, растерянно улыбнулся.

— Ладно, поговорим потом, — завершил он разговор, — ко мне тут пришли. — Положив трубку, он сделал по направлению к Чертанову несколько поспешных шагов, выставив для приветствия руку. — Какими судьбами, Михаил Алексеевич? Давненько не виделись. Присаживайтесь!

Чертанов устроился в кресле напротив Тимашова. С длинными волосами, плавно спадающими на плечи, тот совсем не походил на доцента медицинского института, а скорее напоминал человека творческой профессии. Например, художника или модного фотографа, чьи снимки печатаются на обложках глянцевых журналов.

Длинные волосы закрывали выпуклый лоб Тимашова, слегка прикрывая ровно очерченные брови. Волосы должны были ему мешать, но это, казалось, совсем его не тяготило.

— Я тут как-то заходил в архив Склифа. Искал больничную карту некоего Бориса Шатрова. Вам ничего не говорит эта фамилия?

— Разумеется, говорит. Дмитрий Шатров, мой друг.

Тимашов натянуто улыбнулся. В голосе ни удивления, ни напряжения, обыкновенный, в общем-то, голос. Ничего настораживающего, словно речь шла о самых обыкновенных пустяках.

— Только ли? — усмехнулся Чертанов. — Мне в руки попала вот эта фотография. — Чертанов протянул Тимашову снимок, на котором были запечатлены два брата Шатровых. — Узнаете?

Лицо Тимашова переменилось:

— Да.

— Один из этих братьев ваш отец, а другой — Дмитрия Шатрова! Выходит, что вы с ним двоюродные братья.

— Выходит, что так.

— Дмитрий Степанович знает об этом?

— Нет, — хмуро ответил Матвей Борисович. — Мой отец взял фамилию жены.

— Зачем он это сделал?

— Видно, хотел избавиться от дурных воспоминаний. Он рос в детдоме, а неприятностей там хватало.

— Мне кажется, ему было что скрывать. Не поэтому ли он и поменял фамилию и его больничная карта была выкрадена?

Матвей Борисович удивленно пожал плечами:

— Кому нужны эти бумаги? Наверное, просто куда-то запихнули. Сейчас всюду такая неразбериха!

Чертанов наблюдал за Тимашовым. Обычно человека выдают руки, они становятся очень беспокойными. С Матвеем Борисовичем ничего такого не происходило, если не считать, что без особой нужды он ухватился за отворот пиджака, да вот где-то внутри черных зрачков брызнула злая искорка и тут же затерялась.

— Я тоже сначала так думал, — задумчиво сообщил Чертанов, потирая подбородок, — потом сообразил, что это не так.

— Хм…

— Кстати, в архиве хорошо запомнили человека, который приходил к ним.

— Вот как, интересно! И что же это был за человек?

Чертанов неожиданно расхохотался. Руки у Тимашова оставались спокойными, взгляд тоже. Чертанов обратил внимание на халат Тимашова, он у него был идеально выстиран и отглажен.

— Он очень похож на вас.

Матвей Борисович искренне расхохотался. Чертанов заметил у него на шее небольшие участки плохо выбритой кожи и сейчас смотрел на них, колючих, неопрятных, с заметной рыжинкой.

— Да, это действительно смешно.

Смех Тимашова неожиданно оборвался.

— Только вот мне было не до смеха, — сурово сказал Чертанов. — Знаете, где-то я догадывался, что это будете именно вы, и поэтому даже захватил с собой вашу фотографию. В архиве вас узнали мгновенно, стоило им только взглянуть на снимок.

Глаза Тимашова сощурились, он смотрел на Чертанова тяжелым, колючим взглядом.

— Что-то мне не совсем понятно, к чему вы клоните.

— А вот к чему. Ваш отец был маньяком.

— С чего вы это взяли?

— У меня имеются доказательства. Ваш отец обращался к психиатру и рассказал о том, что его тревожат картины насилия. Он был предельно откровенен с врачом. Как студент мединститута, он прекрасно понимал, что с ним происходит нечто ужасное, и полагал, что находится у последней черты. Очередная встреча с врачом была назначена на следующую неделю, но ваш отец так и не появился у него. Я так понимаю, что ему это уже было не нужно. Свои жестокие фантазии ваш отец успел воплотить в реальность. — Чертанов говорил спокойно, не повышая голоса. Таким же бесстрастным тоном судья выносит приговор. — А из Склифа вы выкрали больничную карточку, чтобы следы убийств, серия которых произошла недавно, не привели к вам. Ведь убийства были точно такого же характера, как и двадцать лет назад. В психотерапии есть такое понятие — синдром подражания. Кто может подражать отцу, как не сын? А потом еще и дурная генетика сказывается. Я правильно все понимаю?