И снова враждебность.

Беллерофонт хмуро смотрит на него. Остальные члены семьи Раа наблюдают за происходящим с легким весельем людей, которые слишком привыкли к насилию, чтобы их особо заботила словесная перепалка.

Серафина поднимает бровь, но не отрывается от миски с рыбой.

– Он не имел в виду ничего такого, – спокойно говорит Дидона. – Верно, племянник?

– Совершенно ничего. – Беллерофонт пристально глядит на Кассия.

– Я выиграл пари шесть лет назад у нувориша-серебряного, не сумевшего удержать свою драгоценность, – с улыбкой объясняет Кассий. – Корабль был отбит у сторонников восстания.

Диомед одним изящным движением удаляет хребет из рыбы и показывает Палерону, как сделать то же самое.

– Регулус, ты сказал, что служил, – говорит он, не поднимая глаз.

– Служил. Я был центурионом в легионах Августусов во время гражданской войны на Марсе.

Диомед поднимает голову:

– Так ты участвовал в Львином дожде? – В его голосе звучит уважение.

Остальные присутствующие увлеченно внимают беседе. Стоило упомянуть битву, и они тут же навострили уши, словно свора собак, услышавших, как открывают консервную банку.

– Да.

– И каково это было? – спрашивает Серафина.

– Как в аду, – говорит Кассий, разочаровывая слушателей своим ответом.

Пускай он и не падал в Дожде Жнеца, но этот Дождь стоил ему всей семьи, кроме матери.

Кассий ведет умную игру. Сказать, что он человек Августусов, все равно что заявить, что он один из немногих золотых центра, точно так же чувствующий себя преданным, как и ауреи окраины после кровавого триумфа и поражения их восстания. Опасный гамбит. Допустим, он назовет чьи-нибудь имена. А эти люди могли искать убежища здесь.

– Ты знал Жнеца? – спрашивает у Кассия Диомед.

Я не против того, чтобы меня отодвинули на второй план. Бабушка считала болтунов самыми забавными из всех существ: они так заняты составлением планов, что ничего не замечают, пока не угодят в ловушку обеими ногами. Ключ к знанию, силе, умению оставлять последнее слово за собой – в наблюдении. Пусть буря бушует у тебя внутри, но любой ценой сохраняй свободу движений, будь подобен ветру, пока не поймешь, где твоя цель. Жаль, что Жнец и Фичнер Барка усвоили этот урок лучше, чем последнее поколение золотых.

– Нет, лично не знал. Он был копейщиком дома Августусов, – отвечает Кассий. – Нобили не общаются с людьми вроде меня. – Он постукивает пальцем по своему лицу без шрама.

– Таково уж твое место в этом мире, – говорит Беллерофонт.

– Ты когда-нибудь видел, как он сражается? – интересуется Диомед.

– Один раз.

– Говорят, он убил земного Рыцаря Бури и победил Аполлония Валия-Рата в поединке. Рассказывали, что он настоящий мастер клинка, наследник Аркоса. Что даже Айя Гримус не выстояла бы против него теперь.

Моя темная сторона противится этому утверждению. Я чуть не нарушаю свое молчание.

– Всякое говорят, – отвечает Кассий.

– А ты как его оцениваешь?

Кассий пожимает плечами:

– Он переоценен.

Диомед хохочет.

– Диомед – Меч Ио. Мастер клинка, – с гордостью говорит Серафина. – Один из шести, оставшихся на окраине. Он тоже учился у Аркоса на Европе – стал сыном бури.

Я ощущаю укол зависти.

– Лорн учил меня ловить рыбу вместе с Александром и Друзиллой, – поправляет ее Диомед. – Его последний ученик злоупотребил своим даром. – (Преуменьшение тысячелетия.) – У него не было желания пестовать лучших воинов – лишь лучших людей.

– В этом он преуспел. – Серафина улыбается брату. – Однажды Диомед сам испытает Жнеца.

Беллерофонт наблюдает, как Диомед снова смиренно переносит внимание на младших брата и сестру. Зависть этого мужлана вызывает у меня усмешку, и я смотрю на Диомеда с возросшим уважением. Некоторое время мы едим в тишине. Я вожусь с рыбешкой в своей миске. Кассий со своей уже покончил. У него всегда был хороший аппетит. Я более опытен в искусстве самоограничения за обеденным столом.

Кажется, совсем недавно я, мальчишка с бугристыми коленками, обедал у бабушки, и вдруг она повернулась ко мне – помню ее длинную шею, нос, напоминающий клюв сапсана, – и любезно осведомилась, не собираюсь ли я ночевать в канаве вместо своей спальни: ведь, судя по тому, что я съел целых три тарталетки, мне явно хочется быть поросенком, а не человеком. Это было через два дня после смерти моих родителей. С тех пор я почти не ем сладкого.

Кассий делает вид, будто оглядывается в поисках еды.

– Прошу прощения за небольшие порции, – с легким намеком на извинение говорит Дидона. – Уверена, они более умеренны, чем вы привыкли. Мы находимся в середине продовольственного цикла.

– Я думал, у вас здесь житница. А Европа – одно сплошное море. Или вы уже съели всю рыбу? – спрашивает Кассий.

Я встревоженно жду. Копать в этом направлении очень опасно. Невинное замечание, которое неизбежно приведет к небрежному вопросу о виденных нами новых кораблях, о состоянии их доков и запасов гелия-3. Я боюсь, что он спросит об этом.

Дидона вежливо улыбается:

– Напротив, рыбный промысел и латифундии производительны, как никогда прежде.

– Значит, дело наверняка в нехватке флота.

– Много кораблей было уничтожено армадой Меча, – признает Дидона. – И были… неурожайные годы. Но нет. И кораблей, и гелия-три достаточно. На самом деле это срыв сельскохозяйственных работ на Титане в прошлом месяце заставил нас расстаться с большей частью нашего экспорта, чем предполагалось.

Неестественно с ее стороны – рассказывать нам так много.

– Дочери Венеры это место, должно быть, казалось… странным, – дипломатично говорю я, пытаясь отвлечь Кассия от очевидного эндшпиля.

– О, так тебе известно мое происхождение! Какой образованный торговец! – оживляется Дидона.

– Вы весьма знамениты, – отвечаю я, изображая потрясенного юнца. Бросаю взгляд на Беллерофонта, который непрерывно наблюдает за Кассием с того самого момента, как тот сел за стол. Здесь что-то не так. Я чувствую, как акулы шныряют под поверхностью моря. – Даже мы на Марсе знаем о Дидоне Сауд.

– Сомневаюсь, что мой отец позволил бы мне до сих пор претендовать на это имя. – Дидона подается вперед. – Скажите, я так же известна, как мой муж?

При упоминании об отце Серафина напрягается. Она почти не прикоснулась к еде, и ей явно не по себе, отчего моя тревога усиливается.

– Мало у кого такая слава, как у вашего супруга, – отвечаю я Дидоне.

Она поджимает губы:

– Как дипломатично.

– Но на Марсе все еще рассказывают сказку о Ромуле и Дидоне.

– Сказку… Ах если бы!.. – Она улыбается. – Я была глупым маленьким солнечным существом, выросшим при дворе Ирама, когда прилетела сюда впервые. Гахья до мозга костей. Я влюбилась в бледную тень рыцаря и думала, что наша жизнь будет поэмой. Но сразу по прибытии я ощутила эту темноту