231

Халкидикой называется весь македонский полуостров.

232

Фук. кн. IV, гл. 109.

233

Фук. кн. VII, гл. 53 и 54.

234

Мысль о пеласгах – этрусках или трусках встречается, и даже подробно развивается, и у Страбона (кн. 5, отд. 219–221). Но из слов его выходит обратное заключение, а именно, что не этруски итальянские заселяли Элладу, а элладские пеласги переселились в Италию, где и назвались тирринами (этрусками) по имени вождя своего Тиррин а́ Атуя.

235

В 1855 г. в Афинах издана грамматика албанского языка под названием Πελασγικά. В духе той же идеи издается в Греции даже особенная газета.

236

Ἀθῶος – невинный.

237

Вот еще несколько строк из того же письма, отмеченных глубоко грустным красноречием, как бы последним стоном жертвы, обреченной на заклание: «...не думай... я не элегию пишу, – пишу горькую истину. Прошла, прокатилась, умчалась в вечность та пора, когда с пера лились небывалые чувства, когда бумага оживлялась неизвестным мне самому жаром, когда светильник мысли зажигался от чужого солнца... Быстро летят дни моей жизни, и я, как старик при гробе, смотря на блекнущие цветы ее, смотрю, и – черная, несносная, тоска давит сердце. Жадно простираю я взор свой в будущее, как бедуин в ожидании каравана, и не слышу ничего, кроме воя ветров, не вижу ничего, кроме песков и пустыни. Другие веселятся. У меня нет побуждений к веселью. Все вокруг меня радуются. И мне бы радоваться, но – чему? У других есть кому поверить и свое горе и свое счастие, а у меня – я один всегда! Вижу, куда направляются твои подозрения. Ты думаешь, что я болен... О, нет! твои подозрения напрасны. Не искра несчастной, безнадежной любви тлеет в груди моей. Нет. Я чужд всего этого, – я не знаком обольстительным удовольствиям женской привязанности. – Тебе известно, что я близок – уже очень близок – к тому распутию жизни, где поворот в ту или другую сторону решит окончательно борьбу мою. Еще несколько месяцев, и я не буду страшиться учительской ферулы. Но что будет там со мною? Что ожидает меня? О, без сомнения не перстень обручальный. Я не могу, не хочу, не должен возлагать на себя цветочные узы. Какой-то чуждый, неизвестный голос уже давно, притом – беспрерывно, твердит мне: ты не должен соединять своей участи с участью другого лица; иначе ты погиб. Нередко переношусь я мыслью к первым векам христианства – в пески Египта, в пустыни Палестины, в дебри Афона. Мое намерение зреет пока в глубине сердца, в тайне непроницаемой. Желаю и надеюсь, что придет некогда то блаженное время, когда пред лицем неба и земли безбоязненно, безраскаянно дам обет жить для одного Неба. О, как сладостна будет эта минута! Какое счастие она принесет с собою для меня, несчастного!..» и пр. А Б. 26 янв. 1838. – Сладкоуханный цвет этот скосила смерть еще на ученической скамейке, в том же году. Мир и покой вечный душе его.

238

«И наш (имярек) тоже залез было на карулю, да не усидел...» Так рассказывал об одном нашем соотчиче другой соотчич, известный на всей Горе своим бесприкрасным красноречием.

239

Так, под вторым уставом Св. Горы (1046) он подписан 9-м – в ряду всех 32 игуменов. Замечательно, что по возникшему снова вопросу о числе послушников, долженствующих сопровождать игуменов на ежегодный сбор, игумен Лавры, желая остаться на прежнем положении, ссылался на первый устав, но при этом вовсе не упомянул уже о привилегии Павловой. Лавра в это время приобрела уже первое значение на Св. Горе. За ней шли монастыри Ватопедский и Иверский. Прот уступал уже трем сильным игуменам, если не становился прямо излишним. Даже было сделано предложение на сборе, чтобы лаврский игумен являлся в собрание с 6-ю послушниками, ватопедский и иверский – с 4-мя, прот – с 3-мя, а все прочие игумены – каждый с одним. Но аристократический замысл этот не удался. Решено было лаврскому игумену являться с одним или двумя послушниками, как захочет, всем же прочим игуменам, в том числе и проту, – с одним.

240

Седмиостровитяне (έπτανησιοι), с слов Европы, называются в русских географиях ионийцами, а их Седмностровие (ἡ ἑπτάνησος) известно под именем Ионической республики. Все это напрокат взятые термины и понятия.

241

В настоящее время считается установленным, что современный монастырь Св. Павла (с посвящением великомученику Георгию) был основан ок. 1384 г. на месте запустевшей келлии Ксиропотамского монастыря («келия св. Павла») двумя приобретшими ее сербскими монахами знатного происхождения – Антонием из семейства Багашей и Герасимом (в миру Радоня) Бранковичем, братом Вука Бранковича и дядей деспота Гюрга. По этой причине в XV – начале XVI в. представители семейства Бранковичей оказывали монастырю особое покровительство (Синдик Д. Српске повеље у светогорском манастиру Светог Павла / Мешовите грађе. Београд, 1978. Књ. 6 (далее – Синдик Д. Српске повеље...). С. 183–184, 191–192; Суботић Г. Манастир Светог Павла / Казивања о Светоj Гори. Београд, 1995. С. 114–142). В 1409 г. (дата 1401 у Антонина ошибочна) между монастырями был заключен договор, согласно которому они должны были составлять двуединую общность (Синдик Д. Српске повеље…. С. 187–188).

242

В реальности роспись датируется 1552 (7060) г. О дате и причине ее искажения см.: Суботић Г. Манастир Светог Павла… С. 138.

243

В вопросе о личности и времени жизни св. Павла Ксиропотамского (память 28 июля) остается много неясного. В старой литературе его кончину относят к 820 г. (Сергий, архиеп. (Спасский). Полный месяцеслов Востока. 2-е изд., испр. и много восполн. Владимир, 1901 (репринт – М., 1997). Т. 2. С. 227). В настоящее время предполагается, что на Афоне в близкое друг от друга время (последняя четверть X – первая четверть XI в.) обитало два соименных монаха, носивших прозвище «Ксиропотамский» (Папахрисанту Д. Атонско монаштво: Почеци и организациjа. Београд, 2003. С. 129–134), причем второй из них был преемником