Ольга послушно повторяла за пастором порой не совсем понятные ей слова, но именно это, да плавная мелодичная речь возносили её в каком-то потоке всё выше, и на душе действительно становилось легче.

– Иисус Христос благодатью и щедротами Своего человеколюбия да простит тебе, чадо, все грехи твои; и я, священник, властью, которой Он мне дал, разрешаю и отпускаю все грехи твои во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Амен! – провозгласил отец Бремер, перекрестил Ольгу и дал ей для целования свой большой серебряный крест.

Изрубленных воинов из охороны князя Игоря погребли в одном кургане, за градом Искоростенем. Был ли среди погребённых сам князь, никто толком не ведал. Приказ о спешном погребении дал князь древлянский Мал, а сам отправил варяжского верховоду Чекана и его ближников с боярином Велирядом, купцом Шелягом и древлянским пастором Рудольфом с его помощником, в Киев. Да не простыми посланниками, а, как сие не удивительно, сватами.

Удивительным то было для стороннего глаза, а в среде верховод киевских и древлянских существовал свой внутренний сговор, никому до поры-времени неведомый, а потому непонятный.

Именитые гости из Искоростеня шумно въехали на княжеский двор. Среди них несколько важных воинов из отряда, что с пол-лета как прибыл с Варяжского моря по просьбе искоростеньского князя, не то для защиты града, не то для сопровождения древлянских торговых караванов. Все нагрянувшие гости были веселы и вели себя вольно, даже порой слишком, как заметили охоронцы и доложили начальнику теремной стражи. Воевода же киевский вроде и не замечал той весёлости и вольности древлян. Когда здоровенный вожак пришлых варягов, снисходительно похлопав его по плечу, хохотнул о том, что не худо было бы поскорей взглянуть на княгиню, ежели она сватам глянется, то скоро и свадьбу древлянскому князю Малу можно будет с новоиспечённой вдовой сыграть, Свенельд только слегка покривил губы под рыжеватыми усами и ответил, что по обычаю киевскому гостей знатных вначале надлежит в мовнице попарить с дороги, квасом добрым да мёдом ублажить, а уж потом за стол, чтобы разговоры разговаривать. Все с тем дружно согласились, попутно с интересом оглядывая обширный княжеский детинец. В это время вошёл отец Бремер с помощником – худощавым темноволосым Густавом.

– А это представители нашей стороны, – сообщил Свенельд и гости удовлетворённо закивали, особенно был доволен молчаливый и крепкий, с веснушками даже на светлых веках, древлянский пастор Рудольф. Он хорошо знал Бремера и его помощника, значит, дело, с божьей помощью, быстро сладится!

Пасторы, за время пребывания на Руси пристрастившиеся к местным мовницам, последовали за варягами. Тем паче, что они знали: в русских банях не просто парятся, там решаются многие важные дела.

Приняв первый пар и разогрев тела, именитые гости с наслаждением стали омываться то горячей, то холодной водой. Затем улеглись на полки, и принялись стегать друг дружку берёзовыми вениками. Свенельд самолично поддавал пару, а когда дышать стало уже совсем невмоготу, пригласил всех в обширный предбанник и стал потчевать хмельным мёдом, душистым квасом да морсом. Гости в добром настроении от осознания так удачно складывающегося дела, шутили и с удовольствием предавались приятной мовной неге.

– Вот как добре то у нас вышло. Старики рекли, что когда Ольга Вещего хотели так же скинуть со стола Киевского, то целое войско девлянское пришлось сбирать, да и то в колдовскую западню угодили. А мы одним отрядом наших друзей вильцев справились, – молвил невысокий, с подвижными очами и тёмно-русыми волосами искоростеньский купец по имени Шеляг.

– Так мы, вильцы, глупостями не занимаемся, уж коли в чём участие принимаем, то до конца дело доводим, – округляя и без того могучую грудь, пророкотал предводитель варяжского отряда Чекан.

– Тебе передали мою просьбу позаботиться о молодой жене, что в тереме лесном обитает? – улучив момент, тихо спросил Свен искоростеньского варяга.

– Я поручил это дело моему полусотнику Жердяю, всё будет, как надо – успокаивающе пророкотал Чекан.

– А мовница-то какая просторная, у нас в Искоростени таких нет! – завистливо протянул разомлевший от душистого и крепкого пара древлянский боярин Велиряд, которого купец Шеляг от души отхлестал по спине и ягодицам.

– Теперь карашо, теперь пудем тут часто бить, злой кнез нас больше не вигонять! – довольно молвил пастор Рудольф после доброй чары мёда.

Его кряжистый помощник ел и пил молча.

– Ничего, Мал вдовицу Ольгу в жёны возьмёт, не только сия мовница наша будет! – весело расхохотался Чекан. Он ещё хотел что-то сказать, но в это время резко приоткрылась дверь, и в предбаннике показалась голова теремного охоронца.

– Воевода, – прокричал воин, – там твои варяги свару устроили с киевскими ратниками, как бы рубиться не начали! – голос охоронца звучал испуганно.

– Вот тати степные, я сейчас им устрою свару! – ругаясь, вскочил с лавы Свенельд. И тут же сердито прикрикнул на двух гридней, что прислуживали гостям. – А вы чего расселись, видите, морсу и квасу нет более, а ну, побежали немедля за питьём, лодыри! – Свенельд, наскоро натянув порты на мокрое тело и схватив рубаху, выскочил наружу.

– Я ж и реку, нету в Киеве порядка, а воевода сей… – презрительно хмыкнул Чекан, – попробовали бы мои вильцы без моего ведома шаг сделать, да я бы…

В это время Свенельд отдавал короткие повеления своим охоронцам, что в полном вооружении стояли у входа в мовницу.

– Двери запереть, солому и сухие ветки под стены, волоковые окна под прицелом луков, клинки наизготовку, огня поболее, живо!

Прошло совсем немного времени, как добротная княжеская мовница оказалась охвачена со всех сторон яркими Огнебожьими языками. Охоронцы воеводы метались вокруг с большими корчагами и бадейками, наполненными водой и старательно поливали бревенчатые дорожки и соседние деревянные строения, дабы на них не перекинулся огонь от горящей мовницы. Вопли сжигаемых заживо были душераздирающими, но короткими, и скоро стихли, осталось только неуёмное гудение жаркого пламени. Теремные, и все, кто в сей час оказался поблизости, бегали, суетились, а подступиться не могли, – мовница уже полыхала единым огромным факелом и воины никого не подпускали к ней.

– Так что, все сгорели? – спросила с упором на слово «все» княгиня, наблюдая с наружного яруса своего терема, как баграми растаскивают остатки ещё тлеющих брёвен на том месте, где недавно стояла мовница.

– Все, – как всегда кратко ответствовал воевода. – Да дело на том не закончено. В Искоростени ещё остаются люди, которым многое ведомо, хотя самые знающие уже ничего и никому не скажут.

– А пастор Бремер, он…

– Так случайно вышло, мать-княгиня, что пастор с помощником тоже там оказался, тут я не доглядел, моя вина, – склонил голову Свенельд.

– Но ведь пастор… он же мой духовник, Свен, как ты мог? – вскинулась Ольга, но встретившись с холодными очами воеводы, сникла.

– Ольга, он был… в общем, никого из тех, кто знает, как погиб князь, не должно остаться в живых. А духовник у тебя будет, обещаю, ещё лучше прежнего…