— Сначала бубах. Он может знать, что происходит. А Элис мы без пастора не найдем, окончания службы ждать надо.

— Собор можно обыскать, не дожидаясь, пока служба закончится. Дать кому-нибудь в зубы — нам сами все расскажут и покажут.

— С ума сошел?! Оставь свои феодальные замашки, здесь тебе не Нарбэ!

“Победа” с визгом затормозила у ворот дома номер шестьдесят пять. Ворота были заперты, калитка — тоже, но перемахнуть через декоративную ограду не составило труда.

— Как мы попадем в дом?

— Предоставь это мне, — Курт был уже у дверей, — сейчас помолчи, капитан. Лучше даже не дыши.

Спецкурс по выявлению нечисти начинался только со следующего года, но опыт в работе со стихийными духами у Курта уже имелся. Принципы, насколько он знал, наслушавшись рассказов старшекурсников, были отчасти схожи. Во всяком случае, настройка седьмого чувства — если шестым считать интуицию — происходила одинаково, что у стихийщиков, что у заклинателей. Тут главное, чтобы не мешали. И чтобы дух… в смысле, бубах, не испугался чужого человека.

Как легко получается это у Элис! И как тяжело дается не последнему курсанту академии…

Курт вслушивался в дом, ровно и глубоко дыша. Кровь бежала по жилам — сейчас он чувствовал ее ток. Ощущение легкого опьянения — мозг перенасыщен кислородом, расслабься, курсант Гюнхельд, закрой глаза и смотри, смотри внимательно.

Сначала он “увидел” сад, деревья, глядевшие на людей без особого страха, скорее с любопытством, какое всегда проявляют фейри к тем смертным, кто способен заглянуть в их мир хотя бы краем глаза. Змей сказал правду: духи вернулись сюда, пришли вслед за бубахом и призрачной прислугой. Потом, как далекое эхо, как зарницу на пределе видимости, Курт различил присутствие духа и в доме.

“Эй, — окликнул тихо-тихо, не вслух, разумеется, но даже про себя стараясь проговаривать слова шепотом, — бубах, ты знаешь меня, я друг госпожи. Мне нужна твоя помощь. Я готов платить”.

Будь здесь стихийный дух, разговор вышел бы коротким. Скрутить элементаля, сравнимого по силам с бубахом, Курт был в состоянии еще на первом курсе. А сейчас приходилось соблюдать осторожность и забыть на время собственную уверенность в том, что нечисть разумна лишь в тех пределах, в каких ей позволяют это люди.

— Два фунта сала, — раздался из-за дверей деловой голос, — фунт коровьего масла, каждый день по пинте жирных сливок, и чтобы в доме был кот!

— Идет, — согласился Курт.

Оглянулся на Вильгельма. Тот взирал на дверь с задумчивым интересом.

— Можешь говорить, — разрешил Курт.

— Охренеть можно, — с готовностью объявил Вильгельм.

— Ну что? — толстячок, высотой с полметра, одетый как Робин Гуд, появился на крыльце и выжидающе уставился на людей. — Чего вам надо?

…Поездка в машине ему неожиданно понравилась. Бубах встал ногами на переднее сиденье, таращился то в окно, то на Курта за рулем, пробовал на ощупь обивку кресел, деловито заглянул в бардачок, и, когда выруливали на площадь, подытожил:

— Лучше, чем на лошади. И быстро. Наши некоторые в машинах живут, внутри, где огонь и железо, — он оглянулся на Вильгельма и добавил с ехидцей: — В летающих машинах. Ты видел, а не рассказываешь.

— Не нравится мне этот столб, — вдруг произнес капитан, — майские шесты не украшают кандалами.

Курт притормозил, разглядывая установленное в центре Соборной площади сооружение, которое принял утром за праздничный столб. К дереву металлическими скобами прибиты были толстые черные цепи.

С браслетами.

— Железо, — бубах сморщился и присел на корточки, — плохое железо, парень. Жжется.

— Курт, — горячо начал Вильгельм, — мы должны выяснить, что все это значит. Надо немедленно идти в собор. В крайнем случае, мы всегда можем извиниться. Бубах, ты знаешь, зачем здесь это железо?

— Жжется, — повторил дух. — Я не знаю. Едем отсюда сейчас же, или я пойду домой, и не надо мне сливок, и кота не надо.

— А вдруг это символ жестокости инквизиции или протест против католической церкви? — Курт и не подумал остановиться. — Ауфбе основан во времена религиозных войн, что мы знаем о здешних праздниках? Нет, Вильгельм, горячку пороть не будем.

Он и сам понимал, что надо было поговорить с дядей Вильямом, не дожидаясь начала службы. Но все равно ведь не успевали. Фон Нарбэ отыскал его слишком поздно. И можно объяснить это тем, что пастор сам не знал, где именно в парке работает его племянник, но вот как объяснить то, что Вильгельм не может выйти из города, и то, что Элис второй день отказывается с ними встретиться, но ни разу не сказала об этом сама?

— Все ушли, — восхищенно пробормотал бубах, стоя на кресле и вглядываясь в полицейскую машину у обочины, — все. Брэнин позвал их, и они пошли. А нас не позвал, — домовой недовольно дернул носом, — здесь оставил. Что ты хотел узнать, парень?

— Что там происходит? — Курт тоже смотрел на шоссе, отдавая должное мужеству капитана фон Нарбэ. Он сам вряд ли решился бы в одиночку сунуться к автомобилю, в котором манекенами застыли два человеческих тела. Не потому, что боялся мертвых, а потому, что заметил нечто, ускользнувшее от внимания Вильгельма: листья на деревьях не колыхались под ветром, и трава была недвижима, как длинный ворс ковра в комнате без сквозняков.

— Там ничего не происходит, — охотно сообщил бубах, — потому что там ничего нет. Только смертные остались и духи в домах. Мы не воюем. Не умеем. А все другие ушли с брэнином. Ушли царственные повелительницы, и Талау ушла — ничего не осталось. Вернутся — все станет как было. Не понимаешь? Ничего нету, ну? — бубах хлопнул в ладоши. — Оп! Пусто! Ну? Земли нет, воды нет, неба нет, деревьев тоже нет. Одна видимость. И еще Бео… солнце, по-вашему. Ты, — толстый пальчик ткнул в Вильгельма, — рожденный летать, ты же умеешь видеть. Посмотри и объясни ему словами смертных.

— Мог бы и сам догадаться, — пробормотал Вильгельм, вылезая из машины. Курт приоткрыл дверцу, тоже намереваясь выйти, но капитан махнул рукой: — Сиди там. Сейчас… так, слушай и запоминай. Здесь темно, так же, как было, когда я проводил разведку с воздуха. Там, — он, не оглядываясь, указал в сторону холма, — тот же самый замок и стяг во все небо. Только дракон дышит огнем. А впереди нет ничего, пустота, и автомобиль в пустоте. Зато светло. Что еще тебя интересует?

— Как ты это делаешь?

— Не знаю.

— Тогда ничего.

— Я же вам говорю: началась война, — бубах съехал по спинке сиденья и снова уселся на корточки, — брэнин поднял своих лиилдур, гиолли и лонмхи, и позвал народы Сумерек… стихии по-вашему, то есть, натура… природа. Они ушли на Межу, и здесь их нет. Брэнин воюет с Сияющей-в-Небесах. Он победит и все вернутся.

— А если победит не брэнин? — зачем-то поинтересовался Курт, хотя важно сейчас было совсем другое.