— Прошу наш разговор считать конфиденциальным.

— Таковым он и является, ваше высокородие.

— Мне показалось, в своем докладе о происшествии на квартире эсеров вы излишне упорно педалировали на девице-чистильщице.

— Что вызвало такое замечание, князь?

— Не могу объяснить. Пожалуй, интуиция.

— У вас к делу некий личный интерес?

— Ничего личного… Просто как-то не верится, что в этой компании была всего лишь одна женщина.

— Мне известно только об одной. О некоей Ирине. Но при следующем допросе я могу уточнить показания хозяина магазина.

— Не следует уточнять, — слишком поспешно ответил князь и тут же взял себя в руки. — При следующем допросе, Егор Никитич, я желаю присутствовать лично.

— Как прикажете, ваше высокородие. — Гришин едва заметно усмехнулся.

Мирон Яковлевич и следователь Потапов вышли на улицу из следственного управления, раскланялись, и каждый двинулся своей дорогой.

Миронов подошел к поджидающему его автомобилю, занес ногу на ступеньку и услышал:

— Господин Миронов!

В недоумении он оглянулся, не совсем понимая, откуда шел голос, решил, что показалось, но его вновь окликнули:

— Мирон Яковлевич!

Теперь он увидел, кто его звал. Это была мадам Гуральник. Она сидела в закрытой пролетке чуть в сторонке от входа в управление и нетерпеливым жестом просила его подойти.

Крайне удивленный, сыщик махнул водителю, чтобы тот подождал, направился к даме.

Мадам выглядела крайне растерянно и встревоженно.

— Вы совсем сошли с ума! — рассерженно прошипел Миронов. — Какая нелегкая притащила вас сюда?

— Пожалуйста, без крика и ругани! — ответила та и кивнула на место рядом с собой. — Присядьте.

Миронов забрался в пролетку и недовольно спросил:

— Вас никто не засек?

— Я старалась.

— Какой черт «старалась», если торчите на глазах всей публики?!

— Мирон Яковлевич, я сейчас вытолкну вас, и на этом наш разговор будет закончен!

— Хорошо, что у вас стряслось?

— Дело касается расстрела эсеров.

— Вы были там в это время?

— Я опоздала на каких-то пару минут. Но я увидела ее! Я готовилась покинуть пролетку и увидела ее, бегущей из магазина.

— Ее — это кого?

— Мадемуазель Бессмертную.

— Кого?

— Мадемуазель Бессмертную.

— По-вашему, она расстреляла подпольщиков?

— Да, она.

Мирон Яковлевич на какое-то мгновение потерял дар речи.

— Послушайте, мадам… Это же полная чепуха!

— Вы полагаете, я рискнула приехать сюда ради чепухи?

— Но почему именно она?.. А если это сделал кто-нибудь другой? Например, Ирина! Чистильщица!

— Я ее знаю. С ней я встречалась за час до событий.

— Но это фантазия, сударыня! Бессмертная — артистка! Глупая и беспомощная! С чего вы взяли, что стреляла именно она?

— Она бежала!

— А может, она бежала от ужаса?! Чтоб ее тоже не кокнули!

— Поверьте мне, так от ужаса люди не бегут. Так бегут убийцы.

— После Бессмертной вы были в комнате, где случилась бойня?

— Нет, не рискнула.

— Вот видите?.. А утверждаете черт-те что!

— В таком случае мне сказать вам больше нечего, — обиженно произнесла мадам. — Всего доброго.

Пролетка укатила. Миронов постоял в некотором раздумье и замешательстве, садиться в авто не стал и направился вновь в управление.

Был вечер. Город постепенно расслаблялся, готовился к отдыху. Проносились пролетки с барышнями и кавалерами, их обгоняли нагловатые автомобилисты, пугающие лошадей и прохожих дикими звуками клаксонов.

Напротив въезда во двор дома Кудеяровых стояли две крытые пролетки, в каждой из которых находилось по два агента сыскного отдела. Они наблюдали за воротами уже пару часов, однако со двора никто пока не выезжал, поэтому от безделья приходилось лениво болтать о всяких пустяках, курить, лузгать завалявшиеся в карманах семечки.

Привратник у ворот тоже скучал, сидя на табуретке. Осовелыми глазами он осматривал улицу, дефилирующих дам и господ, зевал широко распахнутым ртом.

Вдруг агенты заметили, как привратник вскочил и бросился открывать ворота.

В глубине двора зарычал мотор, затем к открытым воротам подкатил шикарный автомобиль, при виде которого привратник вытянулся в струнку.

В машине сидел Константин Кудеяров.

Агенты спешно спрыгнули на землю, едва ли не бегом двинулись в его сторону.

Как только автомобиль выкатился из-под арки, ему немедленно перекрыли дорогу все четыре агента.

От такой наглости Константин даже привстал.

— В чем дело, господа?

— Это значит, что вы, граф, приглашаетесь в следственное управление Департамента полиции для беседы, — ответил старший из агентов и продемонстрировал соответствующую книжицу. — Просим оставить автомобиль и последовать с нами!

— Как вы смеете?.. Кто вам позволил подобное самоуправство?!

— У нас, граф, есть соответствующее решение прокурора Санкт-Петербурга. Просим в экипаж.

— Иван! — закричал граф привратнику. — Зови дворецкого!.. Весь двор зови! — и с силой оттолкнул агента. — Не смейте же! У вас будут неприятности, сударь!

— Не привлекайте к себе внимания, граф, — посоветовал старший агент и крепко взял его под руку. — В управлении во всем объяснитесь…

С двух сторон Кудеярова подхватили другие агенты и, упирающегося, что-то выкрикивающего, потащили к ближайшей пролетке.

От ворот за происходящим наблюдал весь испуганный и удивленный двор — привратник, прислуга, спешащий от дома дворецкий.

Константина с трудом затолкали в пролетку, кучер ударил по лошадям, и оба экипажа понеслись по Миллионной.

Примерно в то же самое время к Театру оперетты на скорости подкатил тарантас, в котором сидел Гришин.

Следователь заспешил по ступенькам ко входу в театр, в дверях пропустил каких-то господ, увидел на маршевой лестнице того, кто был ему нужен.

— Любезный! — позвал он Изюмова. — Пожалуйте на пару минут ко мне!

Тот немедленно узнал следователя, спустился в вестибюль, с вежливой настороженностью поинтересовался:

— Чего-с изволите, сударь?

— Мне необходим адрес госпожи Бессмертной.