присягу Константину в 11 часов утра 18 декабря 1825 года. Когда прошел слух о том, что Константин отрекся от престола в пользу Николая, возникло смятение относительно вопроса о престолонаследии, и Булгаков заметил некоторое нежелание даже среди московской элиты принести новую присягу Николаю, не увидев, что Константин (который был в Варшаве) присягнул первым. Начальник полиции М. А. Обресков, зять Булгакова, сообщил, что в Санкт-Петербурге «великие беспокойства, что <Зимний> дворец превратился в шинок, куда всякий входит».

Рассказ Булгакова подтверждает мнение о том, что новый царь проявил удивительное хладнокровие перед повстанцами, которых не убедило его объяснение причины своего восшествия на престол — отказ от него Константина: «Что мне было делать?» — говорил им Николай I. — Российский престол не может оставаться праздным: я должен войти на оный!» Вступающий на престол царь не знал, как лучше использовать ситуацию, и обратился за советом к своим генералам, герцогу Евгению Вюртембергскому и И. В. Васильчикову, спрашивая их, как бы его покойный брат отреагировал на эту проблему[931].

Граф Е. Ф. Комаровский был в свите Николая I 14 декабря и оставил запись о своих действиях в этот день в качестве верного свидетеля хаотичного мятежа на Сенатской площади. Комаровский отмечал, что в состав повстанческих войск входили несколько рот Московского полка, практически весь лейб-гвардии полк, кроме первой роты и дежурных, и весь гвардейский экипаж. Комаровский насчитал около семисот арестованных, и Николай I приказал ему сопроводить их в Петропавловскую крепость[932].

Таким образом завершилось наспех спланированное и плохо исполненное восстание, которое, что особенно важно, не имело решительного руководства в отсутствие назначенного командира восстания, полковника князя С. П. Трубецкого. Возможно, это не имело никакого значения, поскольку, в конце концов, кажется очевидным, что лояльность восставших офицеров безнадежно разделилась между намерением совершить цареубийство и обязанностью служить своему новому императору[933]. В любом случае с поражением восстания ушли надежды радикального меньшинства дворянства на замену самодержавия конституционной формой правления. Теперь начались аресты и шестимесячный процесс расследования, кульминацией которого стала казнь пяти ведущих заговорщиков и утверждение самодержавной власти Романовых в России еще на девяносто один год.

Критика декабристов и их ретроспективные взгляды на правление Александра I

После коронации Николая I в августе 1826 года секретарь Следственного комитета А. Д. Боровков составил для нового царя свод взглядов декабристов на «внутреннее состояние государства в царствование императора Александра» из шестнадцати пунктов. В его основе лежали показания четверых очень разных людей: Г. С. Батенькова, В. И. Штейнгейля, А. А. Бестужева и Г. А. Перетца[934]. Он показывает, что кругозор декабристов был удивительно широким и вовсе не ограничивался только формой будущего управления Россией. Свод включал в себя всесторонний и очень проницательный обзор социальных, политических и экономических проблем страны, а также проблем, которые ждут впереди любой институт, которому поручено будет их решать. Краткое изложение основных пунктов дает историкам детальную картину реальной жизни в России при Александре I и производит удручающее впечатление.

Во введении к своду отобранные свидетельские показания напоминают о «блестящих надеждах», которыми было «ознаменовано» время вступления Александра I на престол, и датируют начало «свободомыслия в России» неудачей злополучного вторжения Наполеона в Россию. В результате люди осознали не только свои силы, но и узнали жизнь за пределами империи: «Войска от генералов до солдат, пришедши в отечество, только и толковали, как хорошо в чужих краях». Публичное заявление Александра I о распространении конституционного правления от Варшавы до Санкт-Петербурга и «попытки нескольких генералов освободить крестьян своих» были обнадеживающими признаками. Но последовало заметное изменение атмосферы, поскольку, «окруженные множеством шпионов», люди стали гораздо более осторожны в том, что они говорили и кому. По иронии судьбы именно правительство более двадцати пяти лет, «как млеком, питала юношество свободомыслием». Но непоследовательное и противоречивое законодательство благоприятствовало сильным и создавало трудности для слабых, в то время как сложная и склеротическая правовая система изматывала тяжущиеся стороны, поскольку дела тянулись бесконечно и безрезультатно.

За все время правления Александра I, говорится в обзоре, почти ничего не было сделано для улучшения управления губерниями. За этот период правительство фактически распалось, утратило свою целостность и превратилось в «нестройную громаду». Александр I понял, что происходит, но не нашел никого, на кого он мог бы положиться, чтобы исправить положение. Большинство государственных служащих жили за чертой бедности и поэтому зависели от взяток, чтобы прокормить свои семьи. Налоговый режим был открыт для серьезных злоупотреблений со стороны местных властей, действия которых не подвергались надлежащей проверке: «Стоило губернатору пожелать награды, вся губерния, стеная, вынуждена была приносить величайшие пожертвования». Меры, принятые для преследования тех, кто имел задолженность по уплате налогов и других сборов (недоимки), часто приводили к финансовому разорению, поскольку крестьяне были вынуждены продавать свой скот, лошадей и даже свои дома.

Что касается экономики и инфраструктуры, то в своде утверждалось, что дороги в России находились в хронически разбитом состоянии из‐за того, что местные чиновники брали взятки с крестьян, отчаянно стремившихся избавиться от обязательных дорожных работ. Тот факт, что почти вся торговля шла в столицу, «расположенную на оконечности империи», где располагалось большинство государственных учреждений, означал, что отдаленные провинции, не имевшие какого-либо водного сообщения с Санкт-Петербургом, быстро оскудевали и приходили в упадок. Местные торговцы просто не знали, с кем иметь дело и куда отправлять свою продукцию. Кроме того, государственные монополии сдерживали развитие частного предпринимательства и торговли. Среди худших из них была продажа алкоголя государством: эта монополия, в добавление к невыплаченным суммам, причитающимся кредитным компаниям, привела к полному разорению многие дворянские семьи. Точно так же монополия на соль из года в год вызывала беспрецедентный рост цен. Экономические трудности только усугубились ослаблением тарифов в 1819 году, когда иностранные товары хлынули в Россию, что привело к банкротству многих купцов. Пострадала торговля, закрылись многие фабрики, и возникла нехватка многих товаров. Правда, в 1823 году пошлины были вновь введены, но нанесенный уже ущерб оказался необратимым, что еще больше усилило и без того широко распространенное недоверие к правительству.

Большие трудности были вызваны также созданием непопулярных военных поселений, без оглядки на очевидную альтернативу: сокращение срока службы до двенадцати лет. Эта мера могла дать крестьянам, равно как и дворянам, реальный шанс на нормальную семейную жизнь. Однако, учитывая, как помещики обращались со своими крепостными, это было маловероятно. В частности, мелкопоместные дворяне «особенно составляли язву России: всегда виноватые и всегда ропщущие, они, усиливаясь жить не по достатку, а по прихотям,