сгрудились к ним. Дотащив сани до ворот, они, их было человек семь, стали. Двое, по виду семиклассники, коротко бросили остальным: «Ждите здесь», пошли вместе с одним вице в первую роту. Иркутяне, в серых шинелях, молча стояли около бочки. Понемногу завязался разговор. Я подошел к одному из них, постоял немного и, когда смолк разговор, спросил его:

– Ну а теперь что?

Он оглядел меня, потом всех других и как-то нехотя сухо ответил:

– Теперь всяк по себе.

Через полчаса входившие в 1-ю роту иркутяне вышли вместе с нашим генералом выпуска, высоким оренбургским татарином Еникеевым. Они попрощались и, взявшись за веревки, потянули бочку, на ходу один сказал:

– Здесь за углом колонка, там нальем с полбочки.

Из-за бочки кто-то возразил:

– Да на черта она нам?

Тогда высокие, тянувшие бочку, цыкнули:

– Молчи, баран, а если красные полюбопытствуют, что везем от реки пустую бочку, тогда что сказать?

На следующий день утром приказали снять и спороть погоны; я замешкался с выполнением приказа. И после обеда, вместе с Васей Деевым, пошел на прогулку. Гуляя, мы вышли на задний двор и наткнулись на кучку семиклассников, во главе которых шел генерал выпуска; увидев нас, он остановился и закричал:

– Эй, ты! Как тебя! Еленевский, что ли? Поди сюда!

Мы подошли и стали смирно, на душе стало неприятно: разговор с генералом выпуска всегда скверная вещь – может приказать и выдрать за провинности.

– Ты что всех опять подводишь? – заорал он. – Почему погоны до сих не спорол? Ты думаешь опять пакости делать и не отвечать? Не бойсь, как только спросят, кто был на фронте, – тебя нам не жалко, так первого же выдадим, да и тебя, Деев, тоже! Марш сейчас же в роту спарывать погоны!

Мы переглянулись с Васей и пошли в роту. Деев, длинный, худой, с экземой на лице, задумался. Пронырливый Володя Поляков все время исчезал в город и однажды, укладываясь спать, сказал:

– Ну, ребята, до свидания, – еду на восток к отцу, в Японской миссии там берут.

Коренастый, смуглый Наумов, всегда одиноко и молчаливо глулявший по коридору, пробурчал будто бы нехотя:

– А я домой, в Оренбург, тут, верно, делать нечего…

На другой день Поляков попросил помочь вынести его вещи на двор и исчез. Наумов тоже исчез тихо и незаметно: только на другой день кто-то сказал, что видел его идущего на станцию с вещами.

Вася Деев ходил все время мрачный и ругал меня за всякие провинности. 17 января было полно событий. Солдаты устроили манифестацию и ходили с плакатами «Вся власть Советам». Чехи выдали адмирала Колчака красным, а после обеда Вася коротко бросил мне:

– Бежим, Шурка, к атаману Семенову!

– Ладно, – соглашался я, – а как проедем только?

– С Японской миссией, там берут, одевайся быстрее, да идем скорее.

Мы оделись и пошли искать ее, она перебралась в поезд. Мы поспешили туда, – короткий, зимний день кончался.

Дорога на станцию шла через Ангару, – моста понтонного не было, а по льду были проложены доски, уже полузанесенные снегом, скользкие и без ограды. В трех или четырех местах были полыньи; в них черная вода кипела и злобно бурлила, вверх сизыми столбами поднимался пар в морозную стыль. Я со страхом смотрел на них и облегченно вздохнул, только войдя на берег.

Миссию нашли быстро. Ее комендант, капитан Хирото, оглядел нас через очки, спросил, кто мы, что надо, почему хотим ехать, и тушью, кисточкой, на прозрачной бумаге написал пропуск в вагон-кубогрейку. Радостно поблагодарив его, мы отправились искать свое место.

Было совсем темно, когда мы подошли к вагону и забарабанили в дверь кулаками. Негромкий разговор внутри вагона смолк, и чей-то напряженный голос спросил из-за двери: «Что надо?»

Услыхав в ответ, что у нас пропуск на этот вагон от капитана Хирото, чуть откатили дверь и недовольно пробурчали: «Давай сюда», мы поколебались с минуту, но потом дали, почти сразу же дверь откатилась пошире и нам сказали: «Влезай».

В темном вагоне мы объяснились с будущими спутниками, затем выскочили наружу и пошли за вещами.

В роте за это время произошла перемена: деревянные переборки, отделявшие спальню 4-го класса от наших классов, были сняты и теперь тут был общий дортуар для нашей 2-й роты. Мы с трудом разыскали свои кровати и торопливо начали укладку своих вещей. Денег не было, идти к пленным австрийцам, работавшим в корпусе, и давать что-либо на загонку было поздно, да и небезопасно. Выручил одноклассник Крипаков, купивший два моих одеяла за 400 рублей. Вася Деев кончил укладку, выпрямился и сказал:

– Ну, ребята, кто хочет с нами? Айда сейчас же только – сразу идем.

На нас угрюмо покосились, и из кучки классных заправил, сидевших вместе, – мордатый Шмотин, белокурый Зайцев, хорошенький Корин, веснушчатый Иванов, длинный и бледный Феоктистов, – кто-то скупо и презрительно процедил сквозь зубы:

– Вы авантюристы, вам родного корпуса не жаль.

Худенький, смуглый и вертлявый симбирец Янченко, прослуживший год в 4-й Волжской батарее, встал с своей кровати, подошел к нам и сказал примирительно:

– Армия без начальства не будет, не офицерами будем, так командирами, дело не в названии.

– Раз так, прощайте, братцы.

Мы подхватили свои вещи, вышли в коридор и на лестнице разделились; я, с вещами, торопливо выскочил на набережную и, отбежав квартал, остановился за углом первой улицы и стал ждать. Деев пошел прощаться с командиром роты полковником Азарьевым – врид директора корпуса, – боялись, как бы он не задержал нас. Гулко билось сердце, начинали коченеть ноги.

Ангара, ставшая на Крещенье, дыбилась диким хаосом безобразных торосов. В морозной мгле вправо чуть мерцали огоньки Иннокентьевки, влево над станцией стояло зарево электрических фонарей, и перекликались гудки паровозов. Потерев застывающие руки, вдруг услыхал скрип снега под ногами торопливо бегущего человека; из-за угла выскочил Вася и, схватив свой сундучок, зашагал немного спокойнее.

– Хотел задержать, лысый черт, – задыхаясь дымными клубами пара, выбрасывал на ходу Деев. – «Куда? Зачем? Нельзя, надо разрешение, пропуск». А я: «Счастливо оставаться, господин полковник», – да в дверь, да по лестнице, да на двор; что-то мне кричали вслед, кто-то бежал за мной, а я ходу, ходу, да и удрал.

На станции нас ждала новая беда: поезда на старом месте, на 5-м пути, не было. Мы в ужасе заметались – спросить было некого, да и нельзя. С гулом маневрировали поезда, пронзительными гудками перекликались паровозы и бесконечными заборами стояли какие-то пустые вагоны. Вдруг откуда-то из-за стрелки, скрипя мерзлыми осями, на нас поползли товарные вагоны. Мы вгляделись в них и облегченно вздохнули,