Гарриет ужаснулась:

– Элайза, ты же не сможешь ходить, если у тебя внутри будет семилетний ребенок. Ты лопнешь, как воздушный шарик. – При этой мысли она истерически хихикнула.

– Господи, Гарриет, ну, конечно не смогу! Он появится у меня как положено, а потом я отдам его кому-нибудь, пока он не подрастет.

Последовала пауза: Гарриет переваривала эту отповедь.

– Подождем Рождественского Деда? – наконец робко спросила она.

И увидела, как близнецы переглянулись.

– А по-моему, лучше будет нам всем заснуть. – И Джейн добродушно добавила: – Ты, главное, не беспокойся насчет родов, и так далее. Мы же понимаем, откуда тебе знать о них, если ты живешь в такой глуши. Хочешь еще почитать, Лайзи?

– Да не особенно. – Она громко захлопнула свою книжку – все равно она лишь делала вид, что читает. Все они устали: в дороге их вырвало, поэтому ужин им достался скромный, вдобавок няня заставила их мыться.

Свет погасила Элайза, она же сказала:

– Я расплету косу: няня слишком туго заплела ее.

– И я. Повезло тебе, у тебя такие чудесные густые волосы, Гарриет. А у нас слишком жидкие.

Гарриет лежала в темноте, упиваясь комплиментом. Ничего подобного ей еще никогда не говорили. Она решила запомнить этот момент на всю свою жизнь.

* * *

Роланд, успешно собрав гирлянду из лампочек для елки, сложил инструменты и сказал, что пойдет спать. И застал в детской Тедди, Тома, Генри и Саймона, которые слушали пластинки на довольно древнем граммофоне. Один из них заодно пытался настроить приемник, который издавал только треск вперемешку с обрывками джаза.

– Надо бы постараться не слишком шуметь, – повторял кто-то.

– Роланд знает, что делать, – объявил Саймон, который возился с граммофоном.

Замечательно чувствовать себя настолько полезным и знающим, думал Роланд.

Луизе и Джульет вскоре наскучило слушать музыку, и они ушли к себе, где принялись делиться важными секретами: Луиза – о Джозефе, а Джульет – о новой любви всей ее жизни. Они совершенно по-честному поделили время на обсуждение Джозефа и Таркина, не прерывая сложный процесс очищения и питания своей кожи – подготовку ее к трудным ночным условиям.

– Таркин в театральной студии, у него стипендия, так что он наверняка жутко способный. Моя лучшая подруга по прежней школе позвала меня на спектакль, который они ставили в конце семестра, и он играл там дряхлого старика, и я подумала, что он и вправду ужасно старый, а он снял грим, мы познакомились – смотрю, вовсе нет. Ему двадцать, в самый раз для меня. Вот мы и влюбились. Он говорит, мне надо стать актрисой, и я бы лучше стала, чем уезжать во Францию. Говорит, работать моделью – терять время зря. Ой, извини, что я так сказала, это же твоя работа! Я вовсе не считаю, что ты теряешь время зря, потому что ты же топ-модель, правильно?

Как только они остались вдвоем, она забыла про свой томный голос, и слабый румянец сделал ее еще красивее.

– Да нет, что ты. И я нисколько не обиделась. Мне и вправду кажется, что я зря теряю время. Надо бы найти занятие поинтереснее.

* * *

В гостиной заканчивалось наполнение чулок для гольфа, остальные подарки уже были уложены под елку. Джералд вернулся сообщить, что Полли уже укладывает Спенсера и скоро тоже придет.

– А все ли у нас в сборе? – задумалась Рейчел.

– Лидии нет, потому что она на гастролях вместе с труппой – они дают рождественское представление для детей, – отозвалась Вилли. – Я звонила ей перед отъездом, она передавала всем привет.

– А Уиллс уехал в гости к родителям его девушки. Логично, – сказал Хью, но выглядел он грустно.

– Знаете, – вступил в разговор Руперт, – по-моему, я заткну всех вас за пояс оправданием Невилла. – Он вытащил из кармана пиджака лист бумаги и прочел: – «Извините, что не смогу быть с вами. Работаю на Кубе, где, наверное, и женюсь».

– Боже правый!

– Это «наверное» – типичный для Невилла штрих. Я не хотел сообщать эту новость за ужином, потому что не знал, как воспримет ее Джульет. Она ведь немного влюблена в него.

– Уже нет, – поспешила возразить Зоуи. – Теперь у нее завелся какой-то актер.

– Ладно, – вмешался Арчи, – давайте закончим с чулками и разойдемся.

Спустя некоторое время они поднялись по лестнице, таща туго набитые чулки, которые Джералд, Арчи и Хью разнесли по спальням.

* * *

Клэри хорошо помнила, как притворялась спящей, а сама прислушивалась к тому, как на ее постель осторожно кладут чулок. Луиза и Полли в это время крепко спали, но она – особенно в военные годы, когда ее отец считался пропавшим без вести, – всегда приоткрывала глаза, чтобы посмотреть в щелочку, кто принесет чулок. В то время вход в гостиную был для нее закрыт, а сегодня вечером она смотрела на нее взрослыми глазами. Прелестные шторы, выбранные по настоянию тети Рейчел, – плотный ситец с кремовыми розами по темно-зеленому фону, – стали совсем ветхими; задергивать их приходилось очень осторожно, чтобы не расползлись еще сильнее. Обивка диванов и кресел протерлась, подлокотники засалились. Абажуры потемнели от времени до почти кофейного оттенка, а громадный ковер на всю комнату изобиловал опасными, хоть и хорошо знакомыми всем прорехами.

Клэр надеялась, что ее пьесу привезут обратно в Лондон в новом году. Пока что она заработала на ней небольшие деньги, но один агент написал, что был бы рад стать ее представителем. Арчи сказал, что это хороший признак, означающий, что ей незачем беспокоиться о деньгах. Так что она договорилась встретиться с агентом после праздников. Ей не давал покоя другой тревожный факт: она понятия не имела, о чем писать дальше. Несколько раз она порывалась сочинить новую пьесу, но все обрывки, которые ей удалось изложить на бумаге, так и остались обрывками – бессмысленными и бессвязными. Она с нетерпением ждала переезда к Руперту и Зоуи и напоминала себе о решении отложить попытки снова взяться за писанину, пока они не устроятся на новом месте. А пока предстояла другая задача – попрощаться с Хоум-Плейс. Ей с Арчи повезло, как никому другому в семье: самый тяжелый удар был нанесен по Хью, Эдварду и Рейчел, и среди них троих Рейчел ждало самое мрачное будущее. Когда Клэри думала о Рейчел, в ее воображении рождались всевозможные ужасы. А если бы и Арчи умер, как Сид, и у нее не было Берти и Гарриет, и никакой возможности найти приличную работу, вдобавок она лишилась бы всех денег и вынуждена была зарабатывать…

– О чем ты плачешь?

Она объяснила.

– Дорогая моя, ты наверняка безумно счастлива, если тебе приходится выдумывать причины, чтобы поплакать. Я в полном порядке, как и дети. А ты теперь драматург. Да, у нас в самом деле есть причины тревожиться за других, но как сказала Рейчел, мы собрались здесь, чтобы повеселиться на Рождество. Сейчас я обниму тебя своими чудесными здоровыми руками, и ты сразу уснешь.