Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Был еще один, главный, подтекст при создании этой секретной, особой группы при Генеральном штабе. Никому не доверявший Сталин хотел иметь авторитетное, профессиональное мнение о развивающихся на фронте событиях. По опыту Гражданской войны он знал, как бывает непросто разговаривать с военными, как знал и то, что на войне нужно слушать все же их, а не болтунов-ораторов из числа так называемых простых коммунистов. Наличие группы вооружало вождя в разговорах с действующими полководцами. Им еще предстоит не раз и не два удивляться «познаниям» товарища Сталина в вопросах, казалось бы, чисто военных! По сути дела, эта группа была чем-то вроде «шарашек», которые были организованы в системе НКВД из высококлассных специалистов, репрессированных в последние предвоенные годы. Но этой «шарашки» как бы и не было. Дело складывалось таким образом, что люди, в нее попадавшие, были вычеркнуты из списка живых кто за несколько лет, кто за несколько месяцев до ее создания, поскольку были арестованы раньше по самым серьезным обвинениям. И если о секретной «шарашке» ЦКБ-29 на набережной Яузы все же знали некоторые высокопоставленные работники Наркомата внутренних дел, то о секретной группе при Генеральном штабе знали только нарком Берия и два его заместителя – Судоплатов и Фитин. Да еще Эйтингон.
Мобилизационный план. Что это такое? Что так упорно просили у Шапошникова Делорэ и Суровцев? И с чем должен был их ознакомить генерал Шиловский? Нужно сделать пояснение для читателя, далекого от дел военных. Не следует путать мобилизационный план со всеобщей мобилизацией мужчин призывного возраста. Мобилизация – есть только часть мобилизационного плана. По большому счету мобилизационный план – это огромный современный архив, в котором систематизированы все мероприятия и действия Вооруженных сил в случае начала войны. Отправной точкой для создания мобилизационного плана является военная доктрина, принятая политическим руководством государства. Вот так, казалось бы, просто. Но это только кажущаяся простота. Военная доктрина может быть оборонительной, а может быть и наступательной. Нужно ли пояснять, как могут разниться мероприятия и действия, систематизированные в мобилизационном плане при разных доктринах? Работа Генерального штаба заключается. Сам план – это бесчисленное количество сейфов, специальных шкафов, набитых картами, схемами, опечатанными пакетами с заранее заготовленными приказами, которые находятся в главном штабе, в штабах военных округов, армий, дивизий и полков. На основании мобилизационного плана всех Вооруженных сил страны создаются мобилизационные планы родов войск. Вырабатываются способы взаимодействия. Отлаживается связь между ними. На основании данных разведки план постоянно корректируется. Это огромное количество специальных портфелей, папок и многих, многих томов секретных документов. Назначение плана – быстрая мобилизация всех имеющихся сил для ведения военных действий. Любой мобилизационный план – документ совершенно секретный. Степень секретности возрастает по мере ответственности. Рубежи развертывания и схема выдвижения даже пехотного полка представляют огромный интерес для вражеской разведки. Но главная суть в том, что, вскрыв опечатанный пакет с приказом, командир со своим начальником штаба открывает специальный портфель, извлекает из него в несколько раз сложенную схему и начинает действовать согласно ей. На столе, а если нет большого стола, то на полу или прямо на земле схема разворачивается и согласно ей из других портфелей и папок извлекаются карты местности, инструкции, списки и адреса, номера телефонов местной власти и тому подобное. Вплоть до того, в каком предприятии брать автомобили, а в каком колхозе лошадей, и в каком количестве. Любой командир старшего командного звена не хватается за голову, не зная, что делать, а поступает согласно мобилизационному плану. Впрочем, он – командир – знает этот план на память. В войсках постоянно проводятся командно-штабные учения, во время которых план выверяется и совершенствуется. По итогам этих КШУ начальники штабов продолжают работать над мобпланом, делая новую редакцию. И так постоянно, не прекращаясь, пока у государства есть необходимость в армии как таковой, то есть пока существует государство.
В тот же день под конвоем в двухэтажный особняк на Пречистенке были доставлены еще три человека, только что освобожденных из лагерей и тюрьмы. Все – бывшие работники Генерального штаба: один генерал и два полковника, танкист и летчик. Делорэ, знакомый с каждым лично, радостно изрек старорежимное: «В нашем полку прибыло». Затем приказал новоприбывшим командирам привести себя в порядок – отмыться, подстричься, побриться, вывести вшей и подогнать обмундирование – и отправиться спать до 21 часа сегодняшнего дня. Ночь предстояла бессонная.
* * *
Беседа Делорэ и Суровцева с генералом Шиловским, назначенным Шапошниковым координатором особой группы, грозила окончиться, едва начавшись.
– Вы люди образованные. Потому ваньку валять я перед вами не собираюсь. Мобилизационные планы, по которым в течение этих месяцев должны действовать наши части, практически сорваны. По сути дела, они не были до конца доработаны, – неожиданно для присутствующих проговорил Шиловский.
Оба генерала были удивлены заявлением Шиловского.
– Чтобы упростить понимание вопроса, – продолжал Шиловский, – должен вам сообщить, что лично я и мои подчиненные накануне немецкого вторжения работали над другим мобилизационным планом. До войск он не доводился. Но кое-какие мероприятия были проведены. Вы люди не только образованные, но и умные. Потому будет лишним говорить вам, что эта информация составляет государственную тайну со всеми вытекающими из этого выводами...
Более экспрессивный, нежели Суровцев, Делорэ хотел было задать вопрос, но так и замер с открытым ртом. Едва привстав со стула, он опустился на него обратно.
Воцарилось тревожное и тягостное молчание. Предоставив своим подчиненным время на размышления, Шиловский отошел к зарешеченному окну. В целом мысли у обоих генералов – и у бывшего белогвардейского, и у бывшего советского – были схожи. Евгений Александрович Шиловский целиком не озвучил сведения, содержавшие высшую – даже не военную, а государственную, – тайну, предоставив слушателям самим додумать недосказанное.
Они и думали. Обоим было ясно, что так не бывает и ни при каких условиях не должно быть, чтобы войска были дезорганизованы по причинам, зависящим от работы Генерального штаба. Но именно это сейчас и происходило на всех фронтах. И Суровцев и Делорэ – Суровцев даже быстрее – поняли, над каким мобпланом работал Шиловский и его подчиненные. В основе этого плана была наступательная доктрина. И вероятно, война застала страну в том положении, когда руководство так и не решило, что должно делать: наступать или обороняться. И вероятно, как это не раз случалось в России, правая рука не ведала, что творит левая. Общая неготовность к войне диктовала перевооружение армии в условиях обороны, а неизбежность этой войны требовала решительных действий обороны активной. И получалось, что, с одной стороны, войска отводились на оборонительные рубежи, не готовые к собственно обороне, а с другой – аэродромы выносились к самой границе, боеприпасы, снаряжение, топливо размещались не в склады и хранилища, а выгружались прямо вдоль дорог, что, конечно, допускается, но только при готовящемся наступлении. И не надо было объяснять двум боевым генералам, что творилось сейчас в войсках и что попало в руки неприятеля с первых дней боев! Они живо представляли, как командиры дивизий, корпусов, армий вскрывали пакеты с приказами, которые невозможно было выполнить. В этих приказах указывались рубежи развертывания, которые были в глубоком тылу наступающего противника. В секретных инструкциях указывались части, с которыми предстояло взаимодействовать, но которые уже были разгромлены.