Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прости, – прохрипела она, опустив голову.
– Тебе не за что извиняться.
Фейт услышала, как Рейлан пошевелился, и, обернувшись, увидела, что он прислонился спиной к шаткой деревянной спинке, подтянув ногу и положив прямую руку на колено, а вторую согнув.
Вид его обнаженной груди с идеальными очертаниями, когда он так непринужденно откинулся назад, лишь сильнее распалял жар в теле. Было несправедливо, насколько божественно он выглядел.
Рейлан протянул к ней руку.
– Иди сюда, – ласково уговаривал он.
Фейт колебалась, румянец окрасил ее щеки.
– Я жутко вспотела.
Его губы изогнулись в коварной усмешке.
– Я лишь завидую, что не был тому причиной. – Когда она раскрыла рот от удивления, Рейлан низко рассмеялся. – Иди, – снова попросил он.
Фейт подползла к нему, и он обхватил ее за талию, поворачивая так быстро и плавно, что она чуть не вскрикнула и попыталась немного отодвинуться, но у Рейлана, похоже, были другие планы. Положив руки ей на бедра, он осторожно развернул ее спиной к себе. Прикосновение к плечам заставило прильнуть к нему. Эта поза только сильнее воспламенила тело. И когда Фейт легла спиной ему на грудь, это показалось таким… правильным. Она расслабилась, ближе прижимаясь к нему, пока он нежно поглаживал ее по руке.
– Хочешь об этом поговорить? – спросил он после недолгого молчания.
Фейт задумалась. Она ни с кем не говорила о том, что происходило в комнате пыток. Ник знал, что Варис делал в ее мыслях, и Рейлан, вероятно, тоже. Но неподвижность, беспомощность, неуверенность в физической безопасности стали новым источником ужаса.
– Он… – Фейт прогнала давящее чувство страха, чтобы вернуться к мрачным воспоминаниям. – Связывал мне запястья и лодыжки, когда забирал меня, чтобы вторгнуться в разум. Я никогда не оказывалась настолько беспомощной, полностью в чьей-то физической власти, не была уверена, хотел ли он навредить только моему разуму, – призналась она.
Правда казалась постыдной. И ее словно покрывал отвратительный маслянистый слой, хотя капитан никогда не заходил так далеко.
Рука Рейлана замерла, волны его ярости пронзали ее, только усиливая растущее чувство вины за то, что она описала мрачный образ.
– Он не делал ничего, только связывал меня, – добавила она. – Но мысль о том, что он мог бы сделать, будь у него больше времени после выполнения приказа Орлона… – Фейт сделала глубокий вдох, чтобы успокоить сердцебиение. – Больше никогда не хочу быть в чьей-то власти.
– И не будешь. – Слова Рейлана прозвучали жестко. Как обещание. – Тебе никогда больше не придется бояться мерзкого монстра вроде него.
Фейт потянулась и коснулась его руки, лежащей у него на колене. Рейлан нежно сжал ее, прежде чем она опустила ладонь ему на бедро.
– Я думала, они ушли, – тихо призналась она. – Кошмары. Агалор сказал, что мне нужно простить себя, что это способ разума мучить меня за неудачи. После встречи с Ником они прекратились.
Пальцы Рейлана замерли, пока он размышлял, а затем продолжил неторопливые поглаживания, от которых по руке побежали чудесные успокаивающие мурашки. Когда тепло разлилось по груди, его прикосновение, хотя и не было интимным, пробудило трепет. И Фейт подсознательно согнула ногу, чтобы прижаться к его ноге.
– Может, я сказал лишнее, – размышлял он, – о Ливии или…
– Нет, не думаю, – перебила она, ненавидя себя за то, что даже на мгновение заставила его чувствовать себя виноватым. Фейт задумалась. – Мужчина внизу, Августин, – он знает обо мне. Не только, что я Ашфаер.
– Мы разберемся с ним.
Фейт покачала головой, прижавшись к его груди.
– Думаю, у него есть нужные мне ответы. Я не могу это объяснить, но он что-то знает, и я… Думаю, я боюсь знать, что именно. Вероятно, это как-то связано с Марвеллас и моей связью с ней.
– Что бы это ни было, я всегда рядом.
Слова успокоили ее растущее беспокойство о том, что мог знать о ней этот странный морской торговец, который никогда прежде не встречался ей на пути. Взгляд Фейт упал на отметины, украшавшие кожу Рейлана, заканчиваясь на его запястье. Она почувствовала непреодолимое желание провести по некоторым из извилистых линий, которые тянулись до середины груди.
– Что они означают? – прошептала она. Любопытство не покидало ее с тех пор, как она впервые их увидела.
Рейлан накрыл ее руку своей, и Фейт сделала глубокий вдох, думая, что он собирается убрать ее. Но вместо этого он начал водить ее пальцами по отметинам.
– Это битва при Фенхере, – тихо ответил он, его слова сочились тьмой воспоминаний. Он направил ее руку выше, и кончики пальцев покалывало от его покрытой чернилами кожи. – Имена всех тех, рядом с кем я сражался, места, где они погибли, даты, когда бушевали эти сражения. – Фейт никогда прежде не видела этого языка. Возможно, он даже предшествовал Древнему языку, и Рейлан хотел, чтобы история была доступна только ему. История, которой только он мог поделиться. Хоть она и была на виду у всех. Его боль, душевная боль, его потеря. Все это видели, и у нее внезапно сжалось сердце от осознания, что очень немногие были настолько близки к нему, чтобы расшифровать надписи.
Фейт чувствовала каждый мощный мускул на его предплечье, пока он все еще держал ее за руку.
– Это некоторые из других сражений, в которых мы участвовали в те темные времена. – Кожа была нежной, но слегка рельефной из-за отметин и выступающих вен. Восхитительная дрожь пробежала от кончиков ее пальцев вверх по руке и вызвала жар внизу живота. Тем не менее она завороженно слушала, пока Рейлан продолжал показывать карту своего прошлого, заставляя ее прочувствовать каждое воспоминание вместе с ним, пока он направлял ее руку. Они прошлись по большому бицепсу, поднялись к плечу, затем их пальцы скользнули по груди Фейт. Она знала, что вся его грудь покрыта шрамами и чернилами. И воспоминания о том, как она впервые их увидела, будоражили кровь.
– Я плохо помню родителей, – признался он. Их руки замерли на ее сердце.
И Фейт поморщилась, борясь с жжением в глазах, вызванным его горем и огромным облегчением от того, что он захотел поделиться этим с ней.
Рейлан отпустил ее и снова положил руку на колено. Пальцы задели ее бедро, прижатое к его. Фейт взглянула на другую руку, покрытую татуировкой.
– Для меня это было самое мрачное время. До того, как я стал генералом. Каждую жизнь я забирал во имя своего дяди и сражался не ради защиты королевства. Если присмотришься повнимательнее,