— И как можно скорее, — прибавляет нетерпеливый Гарей, поднимая свой карабин, — или я размозжу твою старую голову.

— Терпение, друзья! Мы покажем наших белых женщин, и вы увидите, что это не пленные. Это наши дочери, дети Монтецумы.

Индеец спустился на другой этаж храма, скрылся в двери и через минуту поднялся с пятью женщинами в индейских костюмах; черты их лиц явно свидетельствовали об их испанско-мексиканском происхождении.

Три из них тотчас были узнаны некоторыми из охотников. Услышав восклицания: «Пепа, Рафаэла, Хезузита!», они бросились к барьеру, простирая руки к своим мужьям и братьям, они плакали от радости и благодарили своих избавителей.

— Спускайтесь, спускайтесь к нам! — кричали охотники.

Молодые женщины не могли сами поставить лестницы, они глядели на своих хозяев, а те стояли неподвижно, нахмурив брови, скрежеща зубами и сознавая свое бессилие.

— Поставьте лестницы и дайте спуститься белым женщинам, да поскорее, а то, клянусь, я перебью всех, сколько вас тут есть! — крикнул нетерпеливо Гарей.

Индейцы повиновались: приставили лестницы, и три женщины очутились в объятиях своих родных. Две остались неузнанными; они стояли на верхней террасе. Сэгин не мог совладать со своим нетерпением. Он полез с одной лестницы на другую, за ним последовало несколько охотников, подошел к пленницам: они вскрикнули и отшатнулись от него. Сэгин с трепетом вглядывался в их лица, он вызывал в своей памяти воспоминания далекого прошлого, ждал, что кровь родительская и дочерняя заговорит, но никакой знакомый черты в этих двух лицах не находил. Одна была слишком стара, другая — отталкивающе дурна собой.

— Боже мой! — восклицал Сэгин. — Неужели я не найду ее? У нее было на руке родимое пятно… Нет, не может быть, чтобы это была моя дочь.

Тем не менее он бросился к молодой девушке, схватил ее за руку, отвернул рукав, посмотрел и, не найдя родимого пятна, подбежал к старому индейцу… Тот в ужасе отступил перед грозным видом Сэгина.

— Здесь не все! — крикнул он громовым голосом. — У тебя где-то спрятаны еще. Веди их сюда сейчас, старик, или я тебя раздавлю.

— У нас здесь больше нет бледнолицых, — отвечал с уверенностью старик.

— Ты лжешь и за это поплатишься жизнью. Рубе, сюда! Уличи этого обманщика.

— Ты лжешь, — сказал зверолов, — ты лжешь, старый плут! Если ты не выдашь ее нам, твои белые волосы недолго останутся на твоей голове. Где она, ваша молодая царица?

— На юге, далеко отсюда.

— Боже милосердный! — вскричал в отчаянии Сэгин.

— Капитан, не верьте ему. Это мошенник и плут: вы слышали, как он отрицал существование белых пленниц… Девушка слывет у них под именем Царицы тайн, она помогает старому греховоднику в его шарлатанстве, ему очень не хочется лишиться ее, но она здесь и хорошо спрятана, в этом я уверен.

— Товарищи! — крикнул Сэгин, наклоняясь через перила. — Обыщите все дома, шарьте всюду, выведите всех женщин, старых и молодых. Ни одной щели не пропустите. К лестницам! Скорее к лестницам! Разыщите мне мою милую дочь!

Глава XVI

РУБЕ СВОДИТ СВОИ СЧЕТЫ

Охотники завладели всеми лестницами, обежали все дома и вывели оттуда всех жителей. Кой-где старые воины и молодые индейцы, рабы, возмущенные нападением белых, оказывали им сопротивление и поплатились жизнью и скальпами. Всех жителей привели или, вернее, пригнали к храму. Сэгин внимательно рассматривал женщин. По мере того как они подходили, он снимал с них покрывала и открывал их смуглые лица; были тут и молодые, и красивые, но ни в одной из них он не признал своей Адели. По большей части это были красавицы индейской расы, они с суеверным ужасом смотрели на бледнолицых.

Генрих видел, какое отчаяние изобразилось на лице Сэгина после этих неудачных поисков. В голове молодого человека мелькнула новая мысль, которую он и поспешил сообщить капитану.

— Расспросите освобожденных пленниц, — сказал он.

— Ах, да, вы правы, я совсем потерял голову сегодня, — ответил Сэгин, — именно тогда, когда почти достиг своей цели. После стольких лет труда и мук…

Они пошли к лестницам, и Сэгин по возможности подробно описал свою потерянную дочь Адель.

— Это, должно быть, Царица тайн.

— Она в городе?

— Я видела ее сегодня утром перед вашим приходом; старый жрец торопил ее. Он, верно, спрятал ее где-нибудь.

— Где же? — вскричал Сэгин с ужасом. — Ведь это моя дочь! Я знаю, что они сделали ее Царицей тайн.

— Ах, — сказала одна из женщин, — мне кажется, что он спрятал ее в эстуфе.

— Что это такое? Где это?

— Это такое место, где горит священный огонь, где старый жрец творит свои заклинания и приготовляет лекарства. Господин, это место страшное, там, должно быть, и людей сжигают, но мы не знаем, где оно находится. Должно быть, где-нибудь под храмом, в подземелье. Старый жрец знает: он один только и имеет право туда входить.

Мысль, что дочь его находится в смертельной опасности, поразила Сэгина. Он воззрился вверх, на старого жреца, с которого и Генрих не спускал глаз, и оба были поражены холодной злобой, изображавшейся на его лице. Все в его фигуре говорило об упорной решимости скорее умереть, чем выдать ту, которую он хотел сохранить себе. Этот старик обладал способностью почти демонической — владеть умами суеверных дикарей.

Обуреваемый страхом за жизнь своей дочери, Сэгин бросился к лестнице и вместе с Генрихом и несколькими охотниками влез на крышу храма. Там он бросился на старика, схватил его за волосы и закричал:

— Веди меня к Царице тайн: это моя дочь!

— Твоя дочь — Царица тайн? — возразил индеец, трепеща за свою жизнь и все-таки упорствуя в своем отрицании. — Нет, белый, она не вашего роду и племени. Она — дочь солнца, дитя одного навагойского вождя.

— Не искушай меня, старик, не глумись надо мной. Послушай, если моей дочери