– Унесите его в камеру, вон туда, – приказал кому-то Юстан. – Вчетвером поднимете? Да осторожней, голову не зашибите!

Мартина поволокли прочь из зала. Прикосновений он не чувствовал, но потолок поплыл назад, справа и слева суетились люди.

«Чтобы избить меня, тебе пришлось включить блокирующий ошейник. Остроумное решение, молодец, Юстан! И я тоже молодец: этак ненавязчиво и тактично прекратил разговор…»

Тащили его недолго: к залу примыкал коридор, на сводах которого еле теплились световые узоры. Поворот… Нет, не поворот – вход в комнатушку, затопленную дрожащим фиолетовым сумраком. Мартина швырнули на пол.

– Меня убил не ты, но ты все равно убийца, потому что отказался мне помочь! – услыхал он голос Юстана. – Не думай, что я могу опуститься до мелкой мести! Я с тобой расправился за то, что ты очерствевший примитивный дурак!

Все ушли, дверные створки сомкнулись. Мартин вновь начал ощущать собственное тело – а заодно и боль от пинков.

…Он поднялся на ноги, поглядел на свою ушибленную коленку – серую от пыли, с проступающими алыми каплями, – пнул кожуру тропического фрукта, на которой поскользнулся, подобрал портфель и поплелся к нотариальной конторе. Отец снимал помещение под офис в глухом переулке, зажатом меж бетонных коробок древней постройки, в более поздний период обросших лепными карнизами и розетками.

В конторе пахло благородным деревом, кожей, бумагами. Он покосился на зеркало: толстый мальчик с лоснящимися румяными щеками и хмурым взглядом исподлобья. Осторожно приотворил дверь в кабинет отца. Тот, увидав его, отложил в сторону том Гражданского кодекса и тяжело вздохнул:

– Ол, ты паршивец.

Он насупленно молчал.

– Мне звонили из школы. На уроке почитания старших ты ел конфеты и шелестел обертками. Когда учительница хотела забрать у тебя конфеты, ты запихнул в рот все, что осталось, и отдал ей кулек с пустыми бумажками. Это было или нет?

– Было, – буркнул он.

– Ты понимаешь, почему ты паршивец?

Он промолчал.

– Понимаешь или нет? – повысил голос отец. – Отвечай!

– Потому что ел конфеты, – протянул он со скукой.

– Нет, не поэтому. Потому что попался! Я это всем своим клиентам говорю, и ты, сынок, запомни: виноват не тот, кто сделал, а тот, кого поймали с поличным. На тебя каждый день жалуются. На твоего брата почему-то никто не жалуется! Учительница просила, чтобы я тебя выпорол, но я сделаю по-другому: пока не исправишься – никаких карманных денег. Понял? Никаких!

«Уж лучше бы выпорол», – угрюмо подумал Ол.

На что он теперь будет покупать книжки про знаменитых сыщиков и сладости?.. Хотя можно попросить денег у брата, тот обязательно поделится. Старший брат у него хороший, несмотря на то, что тихоня…

Мартин проснулся. Опять город под желтыми небесами. Только на этот раз он был не взрослым мужчиной, а девятилетним мальчиком. И еще у него было имя – Ол. В прежних снах-видениях его никто не называл по имени.

Фиолетовое мерцание раздражало глаза. Щурясь, он осмотрелся: возле двери темнеет на полу миска. Жижа с какими-то крохотными комочками, судя по запаху – овощной супчик. Ложки Мартин не обнаружил, и пришлось ему эту баланду выпить через край, с трудом удерживая миску покалеченными пальцами.

Потом он ощупал распухшее левое запястье, которое вчера сам себе вправил: слава богу, всего лишь вывих, не перелом… А вот ребра переломаны, вздохнуть невозможно. И с правой ключицей что-то не в порядке. Юстан вчера хотел выяснить, где скрываются остальные, однако не преуспел. Для начала Мартину ввели веритол, но он умел сопротивляться воздействию веритола. Вместо того, чтобы выложить правду, он грязно ругался на импере и на чадорийском. Тогда Юстан послал за двумя наемниками-валвэнийцами, они-то Мартина и отделали.

Он прислонился, морщась, к стене. Хотелось пить. Камера маленькая, два на три метра. Пол и стены покрывает слой пушистого мха, в углу – дыра гигиенического назначения. Ничего, что сгодилось бы для побега. И все тело зверски болит. В таком состоянии он не сможет действовать как надо, вот что самое скверное. Нужно либо надеть сервокостюм, либо накачаться под завязку болеутоляющим и стимуляторами. Сервокостюм лежит в одном из шкафчиков бронекара, причем его микропроцессоры наверняка вышли из строя. Некоторое количество обезболивающих препаратов и стимуляторов Мартин на крайний случай приберег, но все это добро тоже осталось в машине.

Забывшись, он глубоко вздохнул и тут же обругал себя: ребра заболели сильнее. Проигрывать Мартин не любил и никак не хотел признавать, что ситуация безнадежна. Избавиться от ошейника, выбраться из камеры, отыскать среди барахла Юстана тьессинский шлем для Аблеса, вернуться к своим… Он сейчас не в той форме. У денорских олигархов – точнее, у соискателей, которые готовятся стать олигархами, – есть специальные тренировки: ты должен совершать определенные действия и решать достаточно сложные интеллектуальные задачи, невзирая на физическую боль. Эджен еще предстоит через это пройти. Рассчитанную жестокость таких упражнений оправдывало, на взгляд Мартина, только одно: выдержавший испытания денорец приобретал способность эффективно действовать в обстоятельствах, которые для нетренированного человека стали бы фатальными. У Мартина аналогичной подготовки не было, Лидона – цивилизованный мир с гуманными традициями. Что ж, в самый раз попрактиковаться… Он попробовал сжать в кулак распухшие пальцы правой руки и зарычал от боли.

Дверные створки беззвучно разошлись. На пороге стояли двое мужчин, за их спинами – Юстан в шлеме-тиаре.

– Вставай, выходи! – приказал он отрывисто.

Мартина опять привели в зал.

– Свободны, – бросил Юстан своим людям. Он выглядел недовольным и невыспавшимся.

Оглядевшись, Мартин осторожно опустился в кресло из дворца Корнелы бан Кунарда.

– Я не разрешал тебе сесть, убийца!

– Твоя проблема. – Мартин хотел пожать плечами, но треснувшая ключица сразу напомнила о себе. – У меня кости переломаны.

– Ноги у тебя целы, симулянт! Я посмотрел копию твоего воспоминания. Ты чуть не заревел, когда твой папаша в той жизни оставил тебя без карманных денег! Плакать-то хотелось, а?

Неверно. Он собирался не плакать, а попросить денег на расходы у брата и не сомневался в успехе. Значит, копии воспроизводят только изображение и звук, а его мысли и чувства, которые содержались в том или ином сне-видении, для Юстана недоступны… Этот момент показался ему очень важным. Исключительно важным. Хотя Мартин не сумел бы объяснить, почему.

– Молчишь – значит, я прав, – усмехнулся Юстан. – Вот что, убийца… Расскажи мне про то воспоминание, в котором была она. Ты украл его у меня, поэтому должен рассказать!

– Сначала дай попить. Меня устроит чистая холодная вода или свежее пиво.