Бартоломью чувствовал, как пальцы Джонстана все сильнее впиваются в его руку. Он понимал, что проктор пребывает в крайнем исступлении. Стоит Майклу или Талейту сделать неосторожное движение, и безумец не задумываясь прикончит свою жертву. Скрипя зубами от боли, доктор свободной рукой принялся незаметно развязывать ремни своей сумки.

– Что заставило вас убить всех этих женщин? – осведомился Талейт, заметивший действия Бартоломью. Он пытался выгадать время для доктора.

– Матушка приказала мне убить их, – бросил Джонстан.

– Но это невозможно, – возразил Талейт. – Ваша матушка скончалась прежде, чем в городе была убита первая проститутка.

– Я сказал вам, она жива, – раздраженно заявил Джонстан. – Она в своей спальне наверху.

Бартоломью сунул руку в сумку и принялся шарить внутри.

– Вы являетесь членом какой-нибудь общины? – спросил Майкл, глядя в лицо проктора.

Подобно шерифу, он тоже старался отвлечь его внимание от Бартоломью.

– Вы сами знаете, что, согласно университетским законам, магистры не имеют права вступать в какие-либо союзы, – процедил Джонстан. – И уж, конечно, я питаю отвращение к нечестивым сектам.

– А как насчет общины Святой Троицы? – продолжал выспрашивать Майкл. – Многие ее члены тоже верят, будто чума послана нам в наказание за грехи и пороки и, если мы не очистимся от скверны, кара Господня настигнет нас вновь.

Бартоломью, наконец, нащупал то, что ему требовалось, и теперь пытался тихо разорвать пакет. Джонстан сделал нетерпеливый жест в сторону Майкла.

– Если вы не принадлежите к сатанинской секте, почему вы убили Сибиллу до появления новой луны, тем самым исполнив предсказание главы общины Пришествия? – спросил монах, облизнув пересохшие губы.

– Мне плевать на его предсказания, – заявил Джонстан. – Я убивал блудницу каждые десять дней. Рассчитал, что успею до Рождества избавить город от этой пакости. Именно поэтому минувшей ночью умерла еще одна грязная тварь. А слова этого безумца в красной маске – пустой звук для меня.

Он так увлекся, что даже отвел руку с ножом. Но стоило Талейту пошевелиться, Джонстан вновь прижал лезвие к горлу Бартоломью.

– Я убивал непотребных девок, ибо матушке не нравится, что они вечно шляются по нашей улице, – хладнокровно продолжал Джонстан. – Да, я не сомневаюсь в том, что черная смерть вернется, если мы не изгоним порок и разврат из нашего города. Господь послал нам предостережение. И если мы по-прежнему будем предаваться прелюбодейству и похоти, кара Господня падет на наши головы с новой силой.

– А зачем вы рисовали круг на пятках убитых женщин? – спросил Талейт.

На лбу Джонстана выступили бисеринки пота. Однако предмет разговора так занимал его, что он, казалось, позабыл о том, что оказался в безвыходной ситуации.

– Круг сей означает нимб, свергнутый с головы падшего ангела, – с готовностью пояснил он. – Этот знак использовала одна из сатанинских сект. Для меня он символизировал зло. И тела блудниц, помеченные этим знаком, тоже были вместилищем зла.

Словно опомнившись, Джонстан ухмыльнулся и взглянул, наконец, на Бартоломью. Как видно, он решил, что настало время разделаться с доктором.

– Мэтт! – взревел Майкл, бросаясь вперед.

Бартоломью вытащил руку из сумки и швырнул в лицо Джонстану полную пригоршню какого-то порошка. Проктор, закашлявшись, выпустил свою жертву. Порошок жег ему глаза. Уронив нож, он с пронзительным воем закрыл лицо руками. Талейт воспользовался моментом, отбросил нож в дальний угол и прижал Джонстана к стене.

– Я ничего не вижу! – вопил Джонстан, пытаясь вырвать заломленные шерифом руки и протереть глаза. – Помогите!

– Женщины, которых ты лишил жизни, также взывали о помощи, – отрезал Бартоломью. – Но мольбы их были напрасны.

Вечером того же дня Майкл и Бартоломью сидели на бревне в саду колледжа и наблюдали, как солнце заходит за верхушки деревьев. День выдался нелегкий – после всех треволнений им еще пришлось рассказать о случившемся де Ветерсету и дать показания Талейту. Теперь друзья наслаждались покоем и отдыхом. В саду стояла блаженная тишина, и у Бартоломью не было ни малейшего желания говорить о том, что произошло сегодня.

Однако же неутомимый Майкл был настроен иначе.

– Итак, теперь-то уж наше дознание закончено, – заявил он, вытянув ноги и скрестив руки на груди. – Все загадки разгаданы. Джонстан признался, что первое убийство совершил в тот самый день, когда скончалась его мать. Он полагал, что к Рождеству успеет очистить город от служительниц порока, если будет совершать убийство каждые десять дней. К сатанинским сектам он не имел никакого отношения и использовал символ одной из них лишь потому, что тот воплощал для него зло, как и несчастные проститутки.

Бартоломью хранил молчание. Джонстан столь горячо заверял их, будто матушка его жива, что в душе доктора шевельнулись сомнения в его безумии. Он даже уговорил Майкла вернуться в дом младшего проктора и проверить, не скрывается ли старая леди в одной из комнат на втором этаже. Разумеется, они никого не обнаружили. Правда, в спальне матери все было в полном порядке, словно хозяйка должна была вот-вот прийти.

Бартоломью с интересом наблюдал за черным дроздом, что прыгал в траве и настороженно поглядывал на людей черным глазом-бусинкой. Майкл потянулся и хрустнул суставами.

– Итак, нам было приказано расследовать обстоятельства смерти неизвестного монаха, тело которого оказалось в сундуке с университетскими документами, – заговорил монах. – Мы определили, что причиной смерти взломщика оказался отравленный замок, разладившийся вследствие небрежного обращения. Затем мы нашли в церковной звоннице труп некоего Фруассара. Мы выяснили, что он был убит, ибо имел неосторожность увидеть, как один из клерков канцлера превращается в женщину. Мы узнали также, что один из богатейших городских купцов, одержимый бесом алчности, во имя достижения корыстных целей предается черной магии и похищает детей. И, наконец, мы обнаружили, что младший проктор университета лишился рассудка, вообразил себя карающей десницей Господней и убивает блудниц. Думаю, мы с честью выполнили возложенное на нас поручение, – гордо заключил монах. – Особенно если вспомнить, что поначалу мы располагали самыми скудными сведениями.

Друзья еще немного посидели в молчании, любуясь последними отблесками заката. Небо постепенно темнело, меж деревьями замелькали тени летучих мышей. Бартоломью так устал, что не хотел двигаться с места. После столь жаркого и утомительного дня прохладный ночной воздух казался особенно приятным. Завтра утром должен состояться испытательный диспут, и Бартоломью больше всего боялся, что настырные студенты отыщут его и начнут донимать расспросами.

– А какой порошок ты бросил в лицо Джонстану? – спросил Майкл. – Должен признать, это неплохая идея.

– Молотый перец, – ответил Бартоломью. – Вообще-то перец доктору совершенно ни к чему, – добавил он с улыбкой. – После того как сумку мою похитили на улице Примроуз, я хотел заменить все пузырьки и пакетики со снадобьями, но из-за нехватки времени попросил Дейнмана сделать это. Задание не столь уж трудное – все лекарства в моей аптеке снабжены ярлычками. Для лечения некоторых болезней я использую молотые зерна горчицы. Однако Дейнман не смог отыскать горчицу, ибо я истратил весь свой запас на рвотное снадобье для Уолтера. Тогда он решил, что перец вполне заменит горчицу. Обнаружив это, я немало досадовал на глупость своего ученика. Кто же мог знать, что перец сослужит мне добрую службу!