Эльф попросил Мандреда добиться разрешения короля Нъяульдреда Ломающего Клинки воспользоваться одним из лодочных сараев. Еще он попросил помощи нескольких опытных плотников. И все ему было великодушно предоставлено.

На протяжении следующих недель Фародин находился исключительно в том сарае. Он строил корабль, подобного которому еще не видали в Фирнстайне. С плотниками он обращался почти как с рабами, так тяжело заставлял он их работать. Они ругали его характер, и тем не менее с восхищением говорили о его мастерстве. Никогда Фародин не рассказывал о том, что владеет искусством кораблестроения. Но скольким вещам можно научиться, когда собственная жизнь исчисляется столетиями?

Потребовалось всего десять недель на то, чтобы построить стройный корабль. Киль его был вырезан из цельного ствола дуба, который Фародин сам выбрал в лесах к северу от города, равно как и шпангоуты, образовывавшие скелет корпуса корабля. Парус был из тончайшего полотна. Его укрепили при помощи пеньковых веревок, соединенных в сеть. Корабль был семь шагов в длину и чуть больше шага в самом широком месте.

Когда корабль спустили на воду, любоваться им пришли все жители Фирнстайна. Он был строен, прекрасной формы. Доски его были соединены внахлест, чего Мандред никогда прежде не видел.

Когда же эльф объявил королю и его свите, что на следующий день он отплывает в море, они не поверили своим ушам. Покидать фьорд зимой, чтобы подняться вдоль побережья на север, это было сущим безумием. Сколь бы ни был хорош корабль, никто и ничто не может противостоять штормам и льдам.

Это предприятие было настолько безумным, что никто не ожидал от Мандреда, что он последует за эльфом. Отказ от подобной поездки не имел ничего общего с недостаточной верностью брату по оружию. И тем не менее Мандред чувствовал, что привязан к Фародину. Он, Мандред Торгридсон, вовсе не тот непобедимый воин, о котором поют скальды. Не совершал он и тех подвигов, которые ему приписывают повсюду. Но, быть может, он сумеет сплести в жизни правду и саги, если теперь пойдет за Фародином.

Король Нъяульдред снарядил корабль лучшими припасами. Медвежье мясо, быстро восстанавливающее силы после сражения, одежда из тонких шкур выдры, не промокавшая в ледяной воде, и бочонок с китовой ворванью, защищающей от замерзания, если намазаться ею. Мандред знал, что его спутнику нечего бояться холода. Но за себя он радовался, хорошо, когда на борту есть такой бочонок.

Нъяульдред пригласил их в королевский зал и устроил пир в их честь. Мандреду казалось, что он присутствует на своих собственных поминках. Хотя скальды очень старались, настроение было не то. Фародин покинул пиршество очень рано. Он был настолько погружен в собственные мысли, что вышел в ночь, не прощаясь.

Мандред тоже вскоре ушел. Он уже не мог выносить печального взгляда Рагны, дочери Нъяульдреда, и кроме того, он не отваживался напиваться вечером накануне столь рискованного мероприятия.

Холодный северный ветер трепал плащ ярла, когда он покинул пиршественный зал. Какой-то скребущийся звук заставил его насторожиться. Луны не было. Звезды скрывались за облаками. Вот опять этот звук. Он доносился от каменных львов, которые стояли по бокам лестницы, ведущей к королевским чертогам. Можно было подумать, что они беспокойно скребут когтями ступени лестницы.

От последней ступени отделилась тень. Мандред окрикнул незнакомца, но ответа не получил. Словно дым, струящийся из-под скатов крыш длинных домов, тень исчезла в ночи, словно и не было ее никогда.

Воин опустил руку на тяжелую секиру, висевшую у него на поясе. Медленно спустился по лестнице. Кроме ветра, завывавшего под крышами, звуков слышно не было.

«Ничего там нет», — мысленно успокаивал себя Мандред. Он пошел к дому, который построил для него один из сыновей Альфадаса. Когда он толкнул дверь, в очаге уже горел огонь. Комнату наполнили дым и приятное тепло. Фародина нигде не было видно. Может быть, он пошел вниз, к лодочному сараю. Несмотря на холод, он чаще всего ночевал там.

Мандред снял плащ, вдруг какой-то звук заставил его замереть. В комнате кто-то был. Скрипнула солома в спальной нише. Тонкая рука отодвинула полог из грубой шерсти. Рагна, дочь короля! Щеки ее горели. Она не могла смотреть в глаза Мандреду.

— Это не то, что ты думаешь, — пробормотала она. — Я… я думала, что пришел эльф. И спряталась. Я разожгла огонь, чтобы тебе было тепло в эту суровую ночь, — она бросила взгляд на дверь.

— Спасибо тебе, Рагна, — несколько натянуто ответил Мандред.

Девушка была красива. Кожа белая, словно молоко. Лицо украшали бледные веснушки. Рыжие волосы заплетены в тяжелые косы. Рагна была из рода Альфадаса, но Мандред не видел в ее лице черт своего сына.

— Ты действительно должен плыть с ним? — несмело спросила она.

— Это вопрос чести!

— К черту честь! — Робость ее как рукой сняло. Глаза ее сверкали от гнева. — Ты не вернешься оттуда! Из Нахтцинны никто не возвращается!

Мандред выдержал ее взгляд. Глаза ее были зеленого цвета, словно молодая кора ели. В них словно затерялся кусочек весны.

— Я уже побывал во многих местах, откуда, как говорят, никто не возвращается, — самодовольно ответил он.

— Как двое мужчин справятся с троллями? Лучше сразу бросься в море со скалы, если хочешь умереть, ты… — Она испуганно зажала рукой рот. — Я не хотела говорить этого. Я…

— Почему тебе так важно, чтобы я жил? — «И почему для меня жизнь значит так мало? — мысленно продолжил он. — Потому что я выпал из времени? Живу, хотя мои останки должны были сгнить в земле столетия тому назад?»

— Ты самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. Не такой, как заносчивые мальчики, что толпятся в чертогах моего отца. Ты герой до мозга костей.

Мандред улыбнулся.

— Раньше мужчины сватались к женщинам.

Рагна стала совсем пунцовой.

— Я не это имела в виду. Я… Это… — Она беспомощно подняла руки. — Мне просто не безразлично, что завтра утром ты отправишься на смерть.

— И ты готова на все, чтобы я остался?

Она выпятила подбородок и вызывающе посмотрела на него.

— А это ты должен выяснить сам. Времена еще не настолько изменились.

Нурамон глубоко вздохнул. Крутой подъем к перевалу оказался трудным. Фельбион следовал за ним на некотором расстоянии, а теперь шел следом.

Теперь они находились между границей леса и снега. Перед ними открывался крутой спуск в широкую долину. Окрестные горы были Нурамону отчасти знакомы. Может быть, они напоминали горы его родины, хотя очевидного сходства не было. Может быть, чувства его были острее зрения.

В поисках детей темных альвов он отваживался заходить в человеческие города, искал общества людей и слушал их истории. Уши всегда прятал, поэтому его всегда принимали за воина с далекого запада. У людей было другое название для детей темных альвов, и они рассказывали друг другу о том, как те отыскивают себе жертвы среди горцев и уводят их в мрачные долины и пещеры, чтобы насытиться их мясом.