А верба, святая вода, свечи – это звенья в цепи. Он не делал скидку на детско-родительскую аудиторию. Мы все участники Тайной Вечери, которая началась две тысячи лет назад и продолжается до сих пор. Мы находимся в той же горнице, мы все ученики Христовы. Не боялся, что детям сложно, говорил: «В Евхаристии Господь являет себя непосредственным образом». Он был с Ним «на прямом проводе», чувствовал Его присутствие и с нами делился радостью, говорил, что радостью, особенно пасхальной, невозможно не делиться. Он считал, что все мы – люди Страстной субботы, ни одну Страстную субботу в больнице не пропускал, благоговейно освящая пасхи, куличи, приготовленные руками мам. Тут же начинался обмен подарками.

Молитва

«Неужели есть такие дети, за которых некому помолиться? Неужели нет бабушек, тетушек, нянюшек, которые бы за них помолились?

Давайте помолимся за тех, за которых некому помолиться». С тех пор часто повторяю эту молитву отца Георгия.

Сила его молитвы была велика. Рассказывали, как по его молитве в больничном дворе мальчик встал с коляски и «по веточкам» пошел. В 2002 году был приказ министра здравоохранения о передаче больницы Институту педиатрии. Если бы приказ вступил в силу, больница стала бы платной, а мамам не разрешили бы находиться с детьми. Сколько было бы смертей! «Ничего не делайте», – сказал отец Георгий общине и стал молиться. Конечно, община и ее руководитель Л.З.Салтыкова боролись, организовали родительскую забастовку. Но мне кажется, что это он отмолил нашу больницу… а потом заболел. Был отменен приказ министра. Это неслыханно.

Больница была спасена.

В первую субботу Великого поста стою в больничном храме. Он исповедует. И вдруг… оборвал исповедь, взмахнул крылом фиолетовой фелони и исчез. И больше его не видели весь Великий пост, всё лето, и только осенью он появился – весь больной, раздувшийся от гормонов, с больными глазами, еле-еле передвигающийся. Я считаю, он беду принял на себя.

«…Как птица собирает птенцов своих под крылья»

(Мф 23: 37)

Очень многие в своих воспоминаниях пишут, как он нас обнимал. Это надо прояснить, а то многие не так поймут. На днях наблюдала, как в дождливую погоду утка уже подросших своих птенцов накрывала и грела крыльями. Так он нас по-отечески обнимал и согревал. Через него действовал Господь-Утешитель, и какая радость распускалась в душе…

Вспоминаю последнюю свою встречу с ним в больнице 13 января 2007 года. Он рассказывал на трапезе, как наше высшее церковное начальство хочет светский Новый год поближе к Рождеству перенести, чтобы не было поста в Новый год. А я говорю: «Нет чтоб сделать, как у людей, как почти во всех Православных Церквях (я имела в виду, в том числе, Греческую Церковь – колыбель православия), Рождество 25 декабря». Как он тут зажегся! «Правильно!» – говорит. Подошел ко мне, к другому концу стола, и давай обнимать…

А потом подбежала к нему за благословением на серьезную статью, когда он уже переоделся в свою неизменную бархатную курточку и уходил, и он опять меня обнял. И в этот же день какой-то негодяй избил и ограбил батюшку. Я даже какую-то вину свою чувствую, столько мне перепало любви в тот день. Очень у него было хорошее настроение, хотя он уже был сильно болен. Может, еще бы пожил, если бы не этот мерзавец.

Чувство юмора

Принесла, чтобы развлечь детей, альбом моей подруги с фотографиями кошек. «Дайте посмотреть». – «Это кошки, это вам неинтересно». – «Как раз наоборот». И стал внимательно, с комментариями, разглядывать. Дошла очередь до «голой» кошки породы сфинкс. «А за эту кошечку я буду усердно молиться, чтобы шерсть выросла».

Территория любви

Здесь нет унылых лиц, забитых, пришибленных христианок. Лица мам и деток освещены страданием и надеждой, а волонтеров – любовью, заботой и особым вниманием. Каждое их движение обдуманно, жест точен. За больницу я спокойна. Всё налажено, всё продолжается, как было при батюшке, и даже совершенствуется. И весь этот «надежды маленький оркестрик» возглавляет отец Георгий, чье незримое присутствие ощущают все. Он не оставляет свою больницу.

2008 г.

Марина Филипенко

Путеводная звезда

Меня поражала его чуткость. Ведь тысячи людей так или иначе контактировали с ним, а он совершенно естественно умел почувствовать того, кто перед ним «здесь и теперь», и со всей необходимой глубиной отреагировать на происходящее. Эта чуткость проявлялась даже в том, что он чуть вздрагивал, когда на литургии вдруг направишь на него взгляд – невероятно, но среди множества собравшихся он чувствовал этот новый взгляд. Эта чуткость имела оборотную сторону – тонкость, хрупкость нервной системы. Ему часто был почти не по силам этот людской наплыв, этот поток зачастую просто безмерного горя; достаточно вспомнить РДКБ.

Кажется невероятным, как он, выросший в профессорской семье, закончивший истфак МГУ по кафедре истории Древнего мира, любивший книги и книжность (и работал-то он после истфака в «Вестнике древней истории»), тонко чувствовавший слово – вдруг до такой степени влюбляется в Слово, что в сорок лет оставляет всё ради священнического пути, требующего прежде всего отнюдь не кабинетных занятий. Наталья Леонидовна Трауберг на вопрос, кем, по ее мнению, в первую очередь был отец Георгий – пастырем или ученым, ответила: «Ученым, безусловно. Но он непременно хотел быть священником». Для нее отец Георгий – прежде всего ученый. И одна знакомая моего сына так откликнулась в Интернете на его кончину: «Умер священник Георгий Чистяков. “Западник”, “церковный либерал” (и политический тоже, но эту сторону его деятельности я не знаю), человек высочайшей образованности, эстет, культуроцентрик…» Но я думаю, что вряд ли ошибусь, если скажу, что для тысяч людей отец Георгий был и благодаря своим книгам и проповедям останется прежде всего пастырем, очень дорогим и близким человеком, дарящим им свою любовь и неустанно зовущим их к Тому, Кто есть Путь, Истина и Жизнь.

Как-то, выступая на презентации книги «Реализм святости», отец Георгий сказал: «Я думаю, что мало-помалу история взглядов уходит в прошлое и начинается история личности, история личного опыта, история степени личной честности». Очевидно, честность перед самим собой в определенный момент жизни привела его к выбору священнического пути.

Книги, проповеди, видеозаписи – к счастью, всё это осталось, многое в наше время можно фиксировать и сохранить. Но вот то, как он служил литургию, можно только вспоминать. «Его» день в храме был пятница (в субботу он служил в храме