Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Научный подход всегда был для студентов физтеха основным методом познания. Не все, кто слушал отца Георгия, попробовали теорию на практике. Однако те, которые осмелились проверить гипотезу экспериментом, убедились в повторяемости результата и, воплотив услышанное в своей жизни, стали христианами. Вот и меня на одном из жизненных холмов Георгий Петрович направил по этому Пути.
2 июля 2019 г.
Евгения Чигарёва
«И, слово, в музыку вернись!..»
Любовь к музыке у отца Георгия Чистякова была заложена с детства. Среди его окружения – прежде всего бабушка, Варвара Виссарионовна Ворогушина, выпускница Высших женских курсов, филолог, знаток славянской палеографии и русской житийной литературы; ее подруга, Варвара Степановна Мельникова, блестящая пианистка, ученица Глиэра; любимая тетка, «Ольга Сергеевна Агаркова, вдова одного из ярких пианистов предреволюционной эпохи, расстрелянного в 1937 году»[80]. Отец Георгий вспоминает: они «знали и любили музыку, почти все пели или играли. Романсная лирика Чайковского, Шуберта и Рахманинова – вот музыка, под звуки которой прошло мое детство»[81]; «Это был мир старых дам, научивших меня читать по-русски и по-старославянски, молиться Богу и ходить в церковь, любить Шопена и Шуберта, русскую поэзию и прозу»[82].
В книге «Римские заметки» автор снова возвращается к детским воспоминаниям, рассуждая о связи музыки и слова: «Она… невероятно значима для меня, как для ребенка, выросшего где-то у самого хвоста старого “Бехштейна”, рояля моей бабушки, филолога, певицы и педагога, временами по целым дням занимавшейся этими самыми романсами со своими ученицами…»[83]
Одно из детских музыкальных впечатлений Г.П.Чистякова – присутствие на концерте Марии Вениаминовны Юдиной. Памяти пианистки он впоследствии посвятил небольшой очерк, опубликованный в газете «Русская мысль»[84].
Диапазон музыкальных интересов отца Георгия был необычайно широк. И это, прежде всего, потому, что в музыке он видел не чистое искусство, не простую игру звуков, но отражение духовной и душевной жизни человека, воплощение его жизненного credo, ответ на «вечные вопросы» – жизни, смерти, бессмертия, Бога.
Отец Георгий тянулся к музыке, любил ее и к нам, консерваторцам, относился особенным образом. И потому, когда я предложила ему выступить в консерватории с докладом на конференции «Слово и музыка» памяти А.В.Михайлова, он согласился с готовностью и радостью. Правда, сомневался: дескать, чту он может сказать нам, музыкантам, о музыке? С присущей ему скромностью он говорил: «Мне всегда неудобно выступать в вашей аудитории, поскольку я только слушатель музыки, и в настоящее время не самый примерный слушатель, хотя когда-то был примерным…» Тем не менее, судя по выступлениям отца Георгия в консерватории, он хорошо знал музыку и нередко приводил очень точные примеры. Но, может быть, дело не в знании и не в профессионализме. Он чувствовал музыку – так, как это дано не каждому музыканту.
Одна из ключевых тем выступлений Г.П.Чистякова в консерватории – проблема неразрывной взаимосвязи, взаимодействия слова и музыки. И это понятно. Он пришел к нам как филолог и историк – не как богослов, хотя, как известно, одно от другого в нем было неотделимо.
В этом отношении он как бы наследовал Александру Викторовичу Михайлову, крупному ученому – филологу, искусствоведу, музыковеду, философу, с которым мы в 1994 году организовали конференцию «Слово и музыка» в Институте мировой литературы. В этой встрече приняли участие и филологи, и музыковеды. После смерти А.В.Михайлова в 1995 году конференции (посвященные его памяти) стали регулярными и проводились уже в консерватории. На этих конференциях отец Георгий выступал четыре раза: в 1998, 2000, 2003 и 2005 годах. Темы его докладов: «Немая музыка псалмов», «La solidad sonora»[85], «Puer nobis nascitur[86] (Службы Рождества Христова в латинском обряде)», «Феноменология страха».
В своем первом докладе Г.П.Чистяков высказал, казалось бы, парадоксальную мысль: возможность услышать в звучании текста несохранившуюся музыку. Это касается прежде всего псалмов, но не только: «Все греческие поэты VII, VI, V веков писали для музыки. <…> Мы это прекрасно понимаем, когда читаем эти тексты. Даже перевод и то иногда доносит до нас достаточно четкое представление о том, что это тексты для музыки. Но когда читаешь их на греческом языке, тут вообще не остается никаких сомнений. Более того, парадоксально, но эту музыку слышишь… Совершенно не представляя себе, какой эта музыка могла быть, филолог может ее услышать, просто вчитываясь в звуки какого-нибудь гимна или стасима в хоре у Еврипида, вслушиваясь в размер».
Здесь проявился, если воспользоваться удачным выражением диакона Павла Гаврилюка, «абсолютный филологический слух» Г.П.Чистякова. Но это был особый филологический слух, позволяющий услышать в слове скрытую музыку. Тем самым демонстрировалось то самое единство слова и музыки, которому была посвящена конференция.
Тема «неслышимой музыки», музыки, проступающей в слове, становится сквозной идеей следующего доклада Г.П.Чистякова – «La solidad sonora», посвященного античной поэзии, латинской гимнографии, церковной поэзии в их исторической взаимосвязи. Отец Георгий говорит о том, что существуют различные типы взаимодействия слова и музыки: «Либо музыка пишется к тексту, либо текст подбирается к музыке, либо и то и другое возникает в душе автора одновременно»[87].
Но существует еще один, особый тип взаимодействия музыки и слова – текст, который подразумевает музыку, скрыто присутствует в ней, хотя музыки нет: «Но тем не менее эта музыка всё равно звучит и всё равно она рождается из этого слова. Происходит то, о чем поэт говорил как о возвращении слова в музыку: “И, слово, в музыку вернись!”[88] – вне зависимости от того, кто читает и в рамках какой культуры. Это музыка, которую нельзя изобразить при помощи нот, но эта музыка, вместе с тем, есть то порождение действующего и животворящего Слова, отражением, уже земным, которой будет любая другая музыка».
От музыки в слове – к Слову. Так возникает еще одна, чрезвычайно важная тема: Слово сакральное и стоящая за ним музыка, музыка в религиозном обряде. Третий доклад отца Георгия Чистякова – «Службы Рождества Христова в латинском обряде» – фактически посвящен именно этой теме.
В текстах Г.П.Чистякова встает важная и очень непростая проблема – проблема воздействия музыки на человека, которое не всегда бывает позитивным, в зависимости от того, чту вложено в нее композитором. В докладе «Феноменология страха» отец Георгий говорит о разных типах страха и, в частности, об экзистенциальном страхе: «Это страх перед темнотой, страх перед смертью, страх перед экзистенциальным», страх, который парализует, но и завораживает, притягивает. «В особенности это