детально изучавший в составе комиссии Временного правительства документы эпохи и беседовавший почти со всеми ведущими деятелями трагических событий. «Между 5 и 7 часами царь получил две телеграммы от Александры Федоровны. В одной говорилось, […] что «совсем нехорошо в городе»[832].

Между тем, в «Переписке Николая и Александры Романовых» Николай II 25-го февраля безмятежно пишет об одной из полученных от царицы телеграмм: «Сейчас получил твою утреннюю телеграмму. Слава Богу, нет осложнений. Первые дни температура всегда высока и спускается медленно к концу»[833].То есть речь идёт о здоровье детей, и ни слова о Петрограде.

Совершенно ясно, что императрица имела не полную, но достаточную информацию о событиях в Петрограде. И она оценивала обстановку в городе как достаточно серьёзную. Это видно из того, что она постоянно информировала о ней Государя по прямому проводу и телеграммами.

Тревога императрицы, её крайняя обеспокоенность никак не вяжутся с рассуждениями её письма «о хулиганском движении мальчишек и девчонок».

25-го февраля Николаю II поступают первые официальные сообщения из Петрограда. В 16 часов 40 минут Хабалов послал в Ставку Начштаверху (то есть Алексееву) секретную шифрованную телеграмму, в которой он описывает ход развития беспорядков в период с 23-го по 25-е февраля. Заканчивает Хабалов телеграмму следующими словами: «Толпа рассеяна»[834].

В тот же день на имя Дворцового коменданта В. Н. Воейкова поступает первая шифрованная телеграмма от А. Д. Протопопова. В ней министр внутренних дел сообщал: «Внезапно распространившиеся в Петрограде слухи о предстоящем якобы ограничении суточного отпуска выпекаемого хлеба взрослым по фунту, малолетним в половинном размере вызвали усиленную закупку публикой хлеба, очевидно в запас, почему части населения хлеба не хватило. На этой почве двадцать третьего февраля вспыхнула в столице забастовка, сопровождающаяся уличными беспорядками. Первый день бастовало около 90 тысяч рабочих, второй до 160 тысяч, сегодня около 200 тысяч. Уличные беспорядки выражаются в демонстративных шествиях частью с красными флагами, разгроме в некоторых пунктах лавок, частичном прекращении забастовщиками трамвайного движения, в столкновениях с полицией. […] Сегодня днём более серьёзные беспорядки происходили около памятника императора Александра III, где убит пристав Крылов. Движение носит неорганизованный стихийный характер. Прекращению дальнейших беспорядков принимаются энергичные меры военным начальством. В Москве спокойно»[835].

Воейков вспоминал по поводу этой телеграммы: «В субботу я получил от А. Д. Протопопова телеграмму с извещением, что в городе беспорядки, но всё клонится к их подавлению. Доложив эту телеграмму Государю, я вторично стал просить его ускорить отъезд. Но Государь продолжал настаивать на своём отъезде во вторник, добавив, что я на этот день могу сделать соответствующие распоряжения к отбытию со Ставки»[836].

Снова это непонятное, настойчивое желание Воейкова уехать как можно скорее из Ставки! И снова непонятное, настойчивое стремление царя оставаться в Ставке до вторника! Чем оно было вызвано? Версия о неосведомлённости царя о событиях в столице отметается всеми имеющимися у нас объективными фактами. Сокращение обсуждения военной обстановки на фронте на один-два дня ничего бы не изменило, да и не за этим Государь в Ставку ехал. Тогда что? Что должно было случиться такого до вторника, то есть до 28-го февраля, что царь, во что бы то ни стало, должен был не покидать Могилёва?

Оставаясь в Ставке, Николай II даёт чёткий приказ генералу Хабалову: немедленно навести в Петрограде порядок. В 20 часов император направляет генералу следующую телеграмму: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжёлое время войны с Германией и Австрией. НИКОЛАЙ».

Как пишет Г. М. Катков: «Телеграмма была составлена самим Государем и послана без консультаций с кем бы то ни было»[837].

О том, какое впечатление произвела эта царская телеграмма на Хабалова, видно из его показаний 22-го марта 1917 года следственной комиссии Временного правительства: «25 февраля около 9-ти часов вечера я получил от бывшего Государя следующую телеграмму: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжёлое время войны с Германией и Австрией». Эта телеграмма меня сильно расстроила, так как вынуждала меня прибегать к расстрелам»[838].

На другом допросе Хабалов ещё красочнее описал своё впечатление от полученной царской телеграммы: «Эта телеграмма, как бы вам сказать? Быть откровенным и правдивым: она меня хватила обухом… Как прекратить «завтра же»… Государь повелевает прекратить во что бы то ни стало… Что я буду делать? Как мне прекратить? Когда говорили: «хлеба дать» — дали хлеба и кончено. Но когда на флагах надпись «долой самодержавие» — какой же тут хлеб успокоит! Но что же делать? Царь велел: стрелять надо… Я убит был — положительно убит!»[839]

Характерны слова и военного министра Беляева, сказанные им Хабалову: «Ужасное впечатление произведёт на наших союзников, когда разойдётся толпа и на Невском будут трупы»[840].

Таким образом, мы видим, что чёткое, энергичное, ясное и недвусмысленное повеление Государя беспощадно подавить беспорядки изначально завязло в безволии и политической инфантильности военных руководителей Петрограда. Император Николай II отдал свой приказ ещё в самом начале революционного брожения. Выполни петербургские градоначальники и царские министры добросовестно свой долг, и никакой Февральской революции не состоялось бы. Но вместо этого они продолжали проводить время в бесплодных заседаниях, обсуждая проблему выпечки хлеба, да сокрушаясь о том впечатлении, какое произведёт вид расстрелянных бунтовщиков на впечатлительных союзнике?.

25-е февраля в Петрограде

25-го февраля события в Петрограде из беспорядков переросли в вооружённое противостояние. Социалистические группировки открыто объявили о начале революции. Агентура Охранного отделения докладывала: «Петроградская организация Российской социал-демократической рабочей партии приняла решение использовать в партийных целях возникшее движение и взять руководство участвующих в них масс в свои руки. Придать ему явно революционный характер»[841].

25-го февраля петроградский комитет РСДРП выпустил прокламацию, в которой говорилось: «Требуют хлеба — отвечают свинцом! Кто виноват? Виновата царская власть и буржуазия. Они грабят народ в тылу и на фронте. Помещики и капиталисты на войне наживаются, не успевают считать барыши. Тянут войну без конца. Ради военных барышей и ради захвата Константинополя, Армении и Польши шлют на бойню народ. Нет конца их жадности и зверству. Впереди борьба, но нас ждет верная победа! Все под красные знамена революции! Долой царскую монархию! Да здравствует 8-часовой рабочий день! Вся помещичья земля народу! Долой войну! Да здравствует братство рабочих всего мира! Да здравствует Социалистический Интернационал»?[842]

Нас не должно смущать, что решение о революции и воззвания выходили от имени РСДРП. Как мы уже говорили, в феврале 1917 года все революционные группировки в Петрограде (большевики, меньшевики, эсеры) действовали заодно.

Великий князь