молодцев, а Селестия стала прекрасной, умной молодой девушкой. Дружба вскоре переросла в сердцах молодых людей в любовь и оба они питали нежные чувства к своей подруге. Тогда юноши решились признаться прекрасной деве одновременно, чтобы она сама решила с кем хочет быть. Выбрали день, договорились о времени, и вот пришёл назначенный час, но Носфер, будучи всегда слабым здоровьем, слёг с температурой.

В бреду он повторял «Селестия, Селестия», и Вульфиг решил, что поступится сердцем, но не предаст дружбы. Он не пошёл к Селестии в тот день и, когда Носфер поправился, объявил, что уступает ему девушку. Не хочет он сражаться с другом за сердце подруги.

И хотя Селестия сперва сильно смутилась, после сладких слов юноши согласилась стать его наречённой. Времена тогда были вольные, но к молодым людям строгие, день помолвки назначили, но ложе до того дня молодые не делили.

Долго убивался Вульфиг по несложившейся своей любви. Он всем сердцем любил Селестию, а Носфер был ему ближе родного брата. Тяжело далось ему то решение, и всё же, превозмогая душевную боль, он общался с обоими, навещал, и, как раньше, друзья втроём проводили время. Однако с каждым следующим днём старался Вульфиг отдалиться и заходить к лучшим друзьям реже.

Он стал лесничим и первым предупредил деревню об опасности, остановив своими силами нескольких врагов и получив тяжёлое ранение. Злой некромант поднимал кладбища в округе, собирая себе армию зомби. В деревне же принялись набирать ополчение, дабы извести врага и защитить родные сердцу края.

Видя храбрый поступок своего почти брата, Носфер вступил в ополчение. Долго Селестия сокрушалась, ведь так и не успели они обручиться, но Носфер был в своём решении непреклонен.

Он ушёл. И не вернулся. Кое-кто из очевидцев утверждал, что некромант самолично поверг Носфера, но Селестия не верила.

И всё же не возвращался наречённый. Не вернулся он через неделю, через оборот, и ещё один.

Селестия не теряла надежду и ждала своего друга и жениха, а в это время заботилась о раненном Вульфиге.

Амбери отошёл к деревьям. События в легенде действовали на него сильнее, чем на других оборотней. Печаль отражалась на лице, горесть, чувство утраты. Он с тоской смотрел на север, куда-то на лишь ему ведомые пики гор.

– Вскоре Вульфиг встал на ноги, оправившись, – продолжал Кетал. – В то время никто в деревне уже не ожидал возвращения Носфера. Он считался погибшим. Селестия же наконец оставила надежды и созналась Вульфигу, что всегда любила их обоих, а выбор в пользу Носфера был для неё очень труден. Так, обретя свою любовь, они жили, ожидая теперь своей помолвки. Селестия часто приходила в лесной дом Вульфига, построенный из осин, и задерживалась там допоздна.

Но вновь тень нависла над счастьем девушки.

В ночь пристального взора Персефоны, раздался стук в дверь дома Вульфига. Не ожидали молодые люди гостей и всё же пошли отпирать. Дверь распахнулась. На пороге, освещённый ночным светом стоял Носфер, бледный, но живой.

Злоба исказила его лицо, когда увидел он, как та, что клялась ждать, делит дом с другим. Словно наяву увидел, представил он, как фривольно руки друга блуждают по телу его невесты, как сливаются уста. Гнев поднялся из глубин прошедшего ад сердца, но всё же сдержался Носфер. То был друг его, а не чужак. То был брат, что в прошлом сердцем своим пожертвовал ради него. Стало меняться лицо Носфера, успокаиваться.

Селестия, доселе в молчаливом шоке взиравшая на своего, признанного мёртвым, суженого, пригласила войти старого друга, не решавшегося переступить порог нового дома. Накрыла хозяйка на стол и принялась расспрашивать наречённого о его злоключениях, но напряжение витало в воздухе. Не знал, как вести себя с вернувшимся другом, Вульфиг. Он видел яростную гримасу своего почти брата, понимал, какое тому открылось зрелище. Запутался Вульфиг в чувствах к Носферу и Селестии и ринулся из дома вон, не разбирая дороги. Долго он бежал по известным одному ему тропам, безумие захлестнуло разум. Он предал брата! Разрушил всё хорошее, что между ними тремя было! Не мог он жить с этим! Не смог отдать ему Селестию, вкусив её губ и зная нежность кожи. Не сможет жить без неё! Как смириться с тем, что касаться её будет другой. Тем паче его брат!

Релина сжала ладонь Кетала, нежно и сочувственно на него поглядывая, словно он был тем самым Вульфигом, а она Селестией, которой предстоял тяжёлый выбор. Вожак рассказывал самозабвенно, все оборотни погрузились в историю. Только Раджи выпал из волшебства легенды и подбросил дров в костёр. Реми уставился во вспыхнувший огонь, представляя события минувших дней, как наяву.

– Бежал Вульфиг и бежал, – улыбнувшись Релине и поблагодарив её одними глазами, Кетал вернулся к легенде, – встречались ему разные звери в свете Белой ночи, все они стремились скрыться с глаз человека. И только пара волков не сошли с дороги, самец заступил дорогу, оберегая свою самку. Увидел Вульфиг решимость в глазах зверей, увидел в них ценность единственной любви, увидел преданность и готовность жертвовать собой ради другого; и опустел его мозг. Персефона вдруг стала так близка и огромна, она залила ярким светом всё пространство вокруг Вульфига, она проникала внутрь, прямо в его разрывающееся сердце.

Вульфиг преобразился. Наполненный решимостью, он вернулся в дом, готовый сражаться с братом за свою любовь. В голове его стучала одна мысль «Моя!».

Встретились вновь трое друзей. В дверях застыл преображённый Вульфиг, Носфер держал за руку Селестию.

«Моя!» взвыл Вульфиг, ночной свет застлал ему глаза, он ворвался в дом.

«Моя! Ты сам мне её отдал!» кричал в ответ Носфер, кровавая пелена заволокла ему взор. Он сорвал с шеи серебряное ожерелье, подаренное Вульфигом девушке, и бросил в своего бывшего друга.

Болью обожгло Вульфига брошенное ожерелье, не ожидал он такого предательства от своего почти что брата, и преобразился он окончательно.

Вцепился Вульфиг в плечо и грудь девушки своей огромной пастью, почувствовал на языке ни с чем не сравнимый вкус девственности.

Носфер впился зубами в вену на шее девушки, и заструилась в горле тёплая молодая кровь.

Обезумели оба от вкуса плоти и крови и растерзали свою любимую. Очнувшись от инстинктов, оплакали то, что осталось. Дружба их не продлилась долго. Потомки и обращённые последователи неверно истолковывали историю. Припоминали ту роковую для троих друзей ночь и сваливали вину друг на друга. За виной пошли раздоры, а потом войны. За столетия стёрлась из памяти первопричина, поросла быльём и виной новых сражений, так стали врагами два народа –