Герцог Норфолк вышел из Тауэра летом 1570 года — униженный, но вовсе не обязательно смирившийся. Он отправил Елизавете официальное послание, в котором клялся «никогда больше не помышлять о браке с королевой Шотландии», однако вскоре оказался втянутым в очередной тайный заговор против королевы. Комплот организовал один флорентийский банкир, Роберто ди Ридольфи, живший в Лондоне несколько лет и пользовавшийся полным доверием испанского посла. Ридольфи состоял в переписке с Норфолком и королевой Шотландии, рассчитывая на то, что вельможи поднимут восстание и освободят Марию, а из Шотландии к тому времени подоспеет войско ее сторонников.

Впрочем, план был вилами по воде писан, и вряд ли можно говорить о серьезном участии кого-либо из предполагаемых заговорщиков. Герцог Альба, представитель Филиппа в Испанских Нидерландах, назвал его нелепой бессмыслицей. Однако в Англии все же нашлись те, кто поддерживал сговор, — например, герцог Норфолк. Он воздержался от подписания каких-либо изобличающих документов, однако дал на них устное согласие. Норфолку еще раз зачитали его «наставления» Ридольфи, и он одобрил их содержание: «Мы поручаем вам незамедлительно отправиться в пути, сначала в Рим, затем к королю-католику, чтобы поведать его святейшеству и его величеству о скверном положении дел на этом острове и о наших оплошностях… и о верном способе разрешить сию проблему ради блага страны и нашего собственного».

Норфолк заявлял о своем страстном стремлении «отстоять право королевы Шотландии на трон и восстановить католическую религию». Затем были озвучены имена восьми пэров и четырех рыцарей, которым вместе поручили командовать армией в 45 тысяч солдат. Их целью должно было стать низвержение Елизаветы и провозглашение Марии королевой. Испании следовало отправить на подмогу войско в шесть тысяч человек, которое после высадки в Харидже или Портсмуте присоединится к английским повстанческим силам. Вероятнее всего, Ридольфи сам написал это письмо, однако тот факт, что Норфолк выслушал все подробности и молча согласился с ними, означал государственную измену. Кажется, он отреагировал на них всего лишь одним словом: «Что ж». Для обвинения этого было достаточно.

Королева Шотландии внесла еще большую неясность в сложившееся положение, заявив, что у нее есть секрет, который она расскажет только Елизавете при личной встрече. «Вы стали причиной восстания в моем королевстве, — ответила Елизавета, — и хотели лишить меня жизни. Сударыня, мне, право, жаль, что приходится быть столь низкого мнения о Вашем разумении». Затем она заявила, что «все те, кто пытается играть на моих страхах, плохо меня знают. Вы утверждаете, что знаете некую тайну, которую хотите мне поведать. Если это так, Вы должны сообщить об этом в письме. Вы прекрасно знаете, что я считаю нашу встречу нецелесообразной».

Весной 1571 года, когда заговор близился к кульминации, королева созвала парламент. Елизавета правила уже тринадцать лет, и за весь этот период состоялись всего три парламентские сессии. Она не питала особого расположения к депутатам, несмотря на собственные торжественные заверения, поскольку парламентарии чаще занимались обсуждением проблем, нежели поиском решений. Королева так и не нашла себе мужа, а без провозглашенного наследника или правопреемника королевству грозила серьезная опасность. Недавно вспыхнувшее восстание обнажило всю напряженность религиозных противоречий в королевстве. Однако Елизавета нуждалась в средствах, которые мог санкционировать лишь парламент. В силу этих обстоятельств она появилась на открытии сессии в церемониальных парадных одеждах и с венцом на голове. По правую руку от нее сидели виднейшие церковные сановники, по левую — вельможи королевства; в центре расположились члены тайного совета, а позади столпились рыцари и представители городских магистратов из нижней палаты парламента.

Членов палаты общин больше интересовали вопросы религии, чем финансов. Как-никак это был первый созыв парламента, из которого исключили всех католиков. Парламентарии представили законопроект, обязывающий верующих посещать воскресные церковные службы и причащаться дважды в год. Королева, не переносившая религиозных дебатов, отправила в палату общин послание, запрещавшее обсуждать вопросы, которые ее не касаются, и «избегать долгих разглагольствований». Приказ этот, впрочем, был проигнорирован. Так, последовало рассмотрение законопроекта, предлагавшего реформировать Книгу общих молитв. Согласно ему, Елизавете запрещалось вести себя подобно тирану или, выражаясь языком тех лет, «подобно Великому турку»[75].

На повестке дня стояла папская булла, и парламент постановил приравнять к государственной измене любые «утверждения, устно или на письме, что королева не есть королева» или «что королева — еретичка, раскольница, угнетатель, безбожница и узурпатор короны». Всех католических священников, скрывающих свое обличье либо выдающих себя за слуг в дворянских поместьях, надлежит бить кнутом или заковать в кандалы как «бродяг или цыган». Изменой признавался незаконный ввоз в страну любых трактатов «епископа Римского», как тогда называли папу, а также любых крестов, икон или четок, благословленных этим епископом. Умилостивив свой праведный грех, парламент присудил выдать королевской казне сто тысяч фунтов стерлингов.

Заговор против Елизаветы начал постепенно сходить на нет. Его зачинщик Ридольфи был большой любитель поговорить, который не всегда следил за словами; заговорщик из него вышел никудышный. Он доверил посыльному передать зашифрованные сообщения, но по прибытии в Дувр гонца арестовали и обыскали. Несчастный выдал и другие секреты, когда его посадили на дыбу в лондонском Тауэре. В результате подробности заговора вскоре дошли до Сесила. «На сей раз я приведен в полное замешательство, — писал он, — и не знаю, как избежать опасности». По свидетельству испанского посла, события настолько встревожили Сесила, что он собрался бежать из королевства; он настоятельно посоветовал жене собрать все свои драгоценности и приготовиться к отъезду в любой момент. Положению Сесила в совете, впрочем, ничто не угрожало, и в начале 1571 года ему пожаловали титул лорда Берли. Весьма скоро его назначили лордом-казначеем.

Мария отрицала любую причастность к заговору, однако она по меньшей мере участвовала в составлении плана, поставив подпись на письме с санкционированием вторжения. Знала ли она обо всех деталях сговора — неизвестно. Один из членов парламента отозвался о ней как о «безобразном гигантском драконе и исполинском чудище». После разоблачения комплота Елизавета отбросила все мысли о восстановлении Марии на шотландском престоле; судя по всему, она приняла решение, что королева Шотландии никогда более не обретет свободу. Герцог Норфолк находился в еще более жалком положении. Случайное обнаружение очередного зашифрованного послания стало для него роковым, когда досмотрщики нашли ключ к шифру, спрятанный между двумя черепицами на крыше Говард-Хаус. Они нашли письмо от Марии Стюарт среди личных вещей герцога. Ранней осенью 1571 года его вновь заключили в Тауэр. Берли отправил послание графу Шрусбери, опекуну Марии Стюарт, с отметкой «отправлено из королевского двора 5 сентября 1571 года, в 9 часов вечера»; вверху стояла знакомая надпись о срочности, «спешить, спешить что есть мочи, спешить, спешить, ради своей жизни, жизни, жизни». Мария намеревалась сбежать из тюрьмы и укрыться в Испании. Ее стражу было приказано удвоить.