Так что праведный гнев Эми как раз понятен. Мне жаль, что так, ведь я не хотела сделать ничего плохого ее сестре. Мне она даже нравится. Не знаю, из-за ауры, или потому что она, несмотря на свой внешний вид Барби из розовой коробки с бантиками, продающейся в магазине – она не такая, как про нее думают. За несколько минут драки узнаешь человека лучше, чем за годы знакомства. Вот потому у меня такое ощущение, будто я ее сто лет знаю. Знаю, что ей все это дается не так уж и легко, несмотря на первое впечатление «девочки с серебряной ложкой во рту». Знаю, что ее не понимают родители, друзья, учителя и скорей всего даже ее любимая сестренка. Знаю, что внутри у Славной Девочки, у примерной героини и яркой звездочки – таится темное чувство, которое толкает ее вперед. Знаю, что внутри ее – живет тот же самый Зверь, что и во мне. Что ей до жути охота отдаться горячему безумию битвы, окунуться в него с головой, дать себе волю… но она боится этого. Боится, что тогда она станет Зверем. Боится за своих близких. Я знаю кто такая Слава. Я и сама такая же, идущая на грани света и тьмы, только я намного дальше зашла в определении грани и отстаивании границ. Мы с ней – соперницы. Но не враги. У меня столько способов убить Викторию Даллон… но я не сделаю этого. Потому что … это чувство сложно объяснить. Это точно не любовь или привязанность. Любовь – это когда ты хочешь, чтобы человеку было хорошо, а тут – скорее желание видеть, как жизненные невзгоды и трудности обрушиваются на нее, а она – с честью и прямой спиной – выносит все не моргнув глазом. Чтобы можно было сказать «как и ожидалось от Виктории Даллон». В этом чувстве нет жалости. Есть уважение. И желание продолжить нашу с ней драку. В прошлый раз она отделала меня любо-дорого, если бы не регенерация Мясника, там бы мне и конец настал. Вики – крутая. Хм. Надеюсь что я так думаю сама по себе, что это не влияние ее ауры.

- Ладно, погнали! Давай по дороге в кафешку заглянем? Твоя больница никуда не денется. Поедим сладостей! Но никакого кофе для тебя, мама говорит тебе вредно. – веселым колокольчиком разливается голос Виктории. В такую немудрено влюбится, открытая, непосредственная, трудолюбивая, упорная… и так как я ограничена в зрении – я вся превращаюсь в слух.

- Конечно. – говорит Эми и ее голос звучит почему-то … разочаровано? Горько? Пульс у нее сразу падает, возвращаясь в норму.

- Ой да не будь ты такой букой! – червячок в кармане болтается туда-сюда, словно Виктория трясет свою сестру за плечи: - да, там будет Дэн, но я попросила его еще одного мальчика привести. Симпатичный такой! И студент медицинского колледжа, твой коллега. Просто дай ему шанс.

- Конечно. – голос у Эми становится такой, что даже я, на другом конце города понимаю – что-то здесь не так. Ей не нравятся кафешки? Или свидания? Или… мальчики? Что если она – по девочкам? Вот если нету у нее в семье такого Дэнни как у меня дома. Чтобы сказал «неважно кто тебя нравится, ты все равно будешь моей любимой дочерью». Хм… или это я от Дэнни заразилась, всюду отношения видеть?

- Вот и славно! Пошли, пошли, пошли! – и они идут. Червячок в кармане подслушивает их беседу, а я останавливаюсь неподалеку от конспиративной квартиры Лизы. Внутри – тишина, два маячка, сама Лиза и Бакуда, которая спит на диване. Насекомые отмечают тяжелый выдыхаемых паров алкоголя. Лиза сидит на кухне, перед ней чашка чая, она смотрит в пространство пустыми глазами.

Так, думаю я, пришла пора собирать камни. Я должна Сплетнице и буду должна еще больше. Надо хоть поговорить с ней. Я переключаю каналы восприятия. У меня в голове – рой ругающихся Мясников, недовольных тем, что их оторвали от выхода в сеть. Они давно уже испытывали информационный голод и доступ к индивидуальным планшетам для них – как глоток свежего воздуха. А я обещала им домой вернутся сразу после СКП и снова подпустить муравьев к планшетам. Еще в моей голове – маячок, что двигается на другом конце города. Голоса Виктории и Эми. Они едут в больницу.

Я сажусь на скамейку напротив дома, где находится квартира Лизы и задумываюсь. События несутся галопом, не давая мне времени осмыслить и проанализировать их, я вообще в последнее время больше реагирую, чем думаю. Но по итогам этой странной беседы с Эми Даллон, я могу вывести два важных пункта. Первый – она опасна. Вырастить голосовой орган на червяке, да еще сделать это за секунды… сразу же вспоминается сказка Шахерезады про султана Юнанна Великолепного и врача Дубана, который вылечил султана, заставив его играть в мяч, держа в руках трость, в рукоятке которой находилось лекарство. Султан вылечился, но завистливый визирь сказал султану – «тот, кого ты облагодетельствовал и приблизил к себе, действует тебе на погибель. Он лечил тебя от болезни снаружи чем-то, что ты взял в руку, и ты не в безопасности от того, чтобы он не убил тебя вещью, которую ты так же возьмешь в руку». И врача Дубана казнили.

Как утверждал Гиппократ, все есть яд, и все есть лекарство, дело только в дозе. Панацея… если она может вырастить голосовой аппарат на червяке - то каковы пределы ее силы? Секунда – и она может усилить человека, преобразить его, сделать сильным, быстрым, со способностью видеть в темноте… каковы пределы ее способностей по преображению организма? И, как верно сказал коварный визирь – если она может вылечить, она же может и убить. Убивать вообще легко, это тебе не голосовой аппарат вырастить. Убить каждый бродяга из подворотни может, ножиком по горлышку, чик и готово, а вот изменить организм – не может никто кроме нее. И, если она прикосновением может так изменить организм, то этим же прикосновением может и убить. За долю секунды. Все есть яд и все есть лекарство, да? Панацея… сколько иронии в этом имени. В небольших дозах лекарство, чуть превысить – смертельный яд. Цикута.

Какой отсюда вывод? Мне следует держаться как можно