— Да.

Он помедлил, а затем выпалил:

— Ты сделала вчера открытие, помнишь? «Нет человека, который был бы как остров». Это правильно, но значить может многое. Перестань ненавидеть себя за то, что есть вещи, с которыми ты не можешь справиться и не хочешь признаться в этом самой себе. Ты не одна такая. А ты, по-видимому, считаешь, что обязана справляться со всем, с чем могу я или кто-либо другой. Это абсурд; прекрати презирать себя за то, что не похожа на других. Будь сама собой, Камилла, и поверь, у тебя получится.

Я не сразу сумела ответить. И лишь после паузы произнесла легкомысленным тоном:

— Надо обратиться с просьбой к богам, чтобы настал день и ты, оставив свое олимпийское спокойствие, снизошел бы до нас, простых смертных! Хотела бы я на это посмотреть! Если такой день наступит, я сама принесу себя в жертву Аполлону!

Он усмехнулся:

— Я напомню. А пока можешь быть уверена, что наш приятель Димитриос не сделает это за тебя. Пойду погляжу, не вернулся ли он. Или Найджел. Побудешь здесь?

— Нет, пойду с тобой. Я… я хочу знать, что там.

Его рука вновь, как и прежде, коснулась моей щеки, будто мотылек.

— Тогда, пожалуйста, не бойся. Димитриоса я к тебе не подпущу.

— Хорошо. А что мне делать?

— Пока ничего. Держись в стороне. И ничего не предпринимай, пока тебе не скажут.

— Что может быть проще? Согласна.

— Тогда пошли.

Невозмутимый взгляд Аполлона был по-прежнему устремлен поверх наших голов, когда мы покидали солнечный свет.

В пещере все еще никого не было. Мы чуть-чуть постояли в укрытии, прислушиваясь, потом Саймон пролез сквозь щель, не зажигая фонарик. Через минуту-две из темноты послышался его тихий голос:

— Все в порядке. Иди сюда.

Я проскользнула сквозь узкий проход. Саймон освещал мне фонариком дорогу, потом луч света переместился на прислоненную к стене плиту.

— Смотри. Это следы резца. Ты была права. Плиту вырубили специально для этого входа. А вот эта трещина, сверху, появилась от земного толчка, что вновь открыл пещеру для тебя и меня… и для Майкла…

Неуверенным движением я чуть коснулась трещинки.

— Две тысячи лет… Ох, Саймон, если бы знать…

Я внезапно замолчала.

— Да?

Луч фонарика все двигался по старым следам резца. Саймон был полностью поглощен своим занятием.

Мне удалось прошептать вполне спокойно:

— Он возвращается. Я его слышу.

Фонарь погас. Даже нашего дыхания не было слышно в наступившей тишине.

— Ага. Иди обратно в проход и жди. Я должен сначала понять, зачем он вернулся. Очень надеюсь, что это Найджел.

Как только его прерывающийся голос смолк, я ощутила его руку на своем плече. Я послушно пробралась сквозь щель обратно, приготовившись ждать. Сердце колотилось ужасно. Затем я почувствовала, что он стоит рядом, прижавшись к стене.

Шаги все приближались, вот они задержались у входа в пещеру, затем кто-то вошел. После чего раздались другие звуки: приглушенный стук лопаты о кучу булыжников; звон, когда она попадала в камень или металл; пыхтение; тихая ругань на греческом; треск дерева и глухой звук — что-то проволокли. Значит, он выкопал ящик и потащил его к выходу.

Я почувствовала, как Саймон напрягся, словно бегун на старте. Он крепко прижимал меня к себе. Железной хваткой.

Неужели он прямо сейчас, из темноты, бросится на Димитриоса…

Но он не шевельнулся, лишь слегка приподнял голову, как будто чтобы видеть, что происходит. Создавалось впечатление, что он стоит тут веками, окаменев. Я чувствовала, как стучит его пульс у меня под локтем, — он был ровным. Мой же пульс дергался, как неисправный мотор.

Рука ослабила хватку. Повернув голову, он задышал мне в висок. И еле слышно прошептал:

— Ушел. Ты слышала мула?

— Нет.

— Жди, я сейчас.

Потом на мгновение прижал к себе. Легкий шорох, и он исчез. Было холодно и сыро. Крепко обхватив себя руками, я стояла, ждала и слушала. Казалось, что каменные стены отражают эхо моего перепуганного сердца…

Звук шагов по земле, и вот он снова со мной. Сразу стало теплее. Наклонив голову, Саймон прошептал:

— Он оставил ящик у входа и вышел наружу. Он как-то неуверенно себя ведет, может быть, волнуется — другого-то, с мулом, нет. Лучше послежу за ним.

Саймон не прикоснулся ко мне, потому и не ощутил, как бьется мое сердце. Я смогла лишь выговорить, причем довольно спокойно:

— Да?

— Нам везет, Найджел почему-то задерживается. Хочу узнать почему. И куда они собрались. Та дорога быстро кончается. Буду следить за Димитриосом, пока не выясню, что он собирается делать, ну а если удастся, разберусь с ним.

— Ты хочешь его убить?

— О господи, нет. Просто вывести его из игры… Ладно, я пошел, а то еще упущу гада.

Я неосознанно положила руку ему на грудь. Он накрыл ее своей, теплой и спокойной. Я произнесла, не сумев сдержать дрожи в голосе:

— Будь осторожен, Саймон.

— Обязательно. Ты только не волнуйся, моя… не волнуйся. С тобой тоже все будет хорошо. Сиди и не высовывайся. Здесь ты в полной безопасности, а Димитриоса я не выпущу из виду. Хорошо?

— Х-хорошо.

Он быстро обнял меня и притянул к себе. Он хотел успокоить меня и приободрить, но мне почудилось, что его губы коснулись моих волос.

Через секунду его руки разжались и он, как призрак, мгновенно растворился во мраке. На этот раз он включил фонарик, и мне было видно, как по стенам прокралась его гигантская тень. Я наклонилась как можно дальше вперед, чтобы видеть пещеру. Маленький круг света, пританцовывая, стал удаляться в звучащей эхом тьме; колонны, контрфорсы и камни отбрасывали высокие тени — они метались, становились широкими и растворялись в сводчатой выси. Саймон, тоже походивший на тень, стремительно шагая, слился с пустынной темнотой и, как привидение, растаял во внешнем туннеле. Метнулась на мгновение тень на каменной стене, а затем и ее поглотил мрак.

Мои руки цеплялись за внутреннюю поверхность плиты. От тьмы болели глаза. Снова стало холодно.

Я еле удержалась, чтобы не побежать за ним, к благословенному солнечному свету.

Наконец я повернулась и мрачно двинулась к великолепному уединению святилища Аполлона.

Как долго я ждала, не знаю. Сначала сидела в уголке, куда светило солнце, пробиваясь сквозь листья, и смотрела на божественную статую, стараясь не думать о том, что происходит снаружи.

Но вскоре окружающие меня красота и покой стали действовать угнетающе. Сидеть я была уже не в состоянии, тогда я встала, взяла забытую Найджелом баночку для воды и пошла к ручью. Хорошенько вымыв ее, я попила. Пошарив в ранце у Саймона, я обнаружила остатки еды, половину которой проглотила. Потом снова попила. Затем побродила по полянке, рассмотрела статую поближе, пощупала листья и папоротник, не прикасаясь к отколотым кускам золота в траве.