Перед тем как снова отправиться в путь, водитель согласился вытащить на дорогу труп – Летиция даже представить боялась, что было бы, откажись он. В смерти учительницы она винила себя. Это из-за нее, из-за ее телефона, который Симона придержала ногой, чтобы он не упал на ступеньки…

Но дети так переполошились, что Летиции пришлось взять себя в руки и больше не думать об этом – надо было успокоить малышей, убедить их не шуметь и тем самым оправдать свое пребывание в автобусе, чтобы еще на какое-то время отложить собственную смерть.

Перепуганные дети плакали и дрожали; некоторые, ошеломленные, находились в состоянии ступора, ушли в себя – все реагировали по-своему, но они поняли, что лучше сидеть тихо, поэтому заняли свои места, и каждый переживал психологическую травму наедине с собой. Были и такие, кто держался храбро – не всякий взрослый сумел бы проявить такую выдержку. Они утешали одноклассников, обнимали тех, кто совсем раскис, – Лео утешал плачущего брата, а Карим прижимал к себе маленькую Рашель Леанен с тех пор, как у нее на глазах застрелили отца.

Водитель в жилете со взрывчаткой и с примотанным к указательному пальцу детонатором полностью сосредоточился на дороге – теперь он уже не так бдительно, как раньше, наблюдал за Летицией в зеркале заднего вида, лишь изредка на нее поглядывал. После убийства Симоны Лемин он обыскал Летицию, ощупал с ног до головы омерзительными жирными лапами, намеренно задержав их на груди и ягодицах, а потом так крепко схватил за лобок, что стало больно. Но, стоя рядом с трупом Симоны, Летиция ничего не сказала, только торопливо смахнула слезы.

С тех пор как автобус снова тронулся в путь, водитель все время что-то бормотал под нос, еле слышно разговаривал сам с собой, и Летиция чувствовала, что ничего хорошего это не предвещает. Его поведение становилось все более странным. Теперь у него начался нервный тик – психопат дергал головой и все время прищелкивал языком. Вероятно, внутри нарастало напряжение.

Теперь они ехали по заброшенным дорогам, узким и совсем безлюдным. У Летиции постепенно исчезала последняя надежда на то, что всем им удастся уцелеть в конце пути. Человек в жилете смертника не выдвигал никаких требований и убивал без малейших колебаний, без сожалений и угрызений совести, для него жизнь не имела значения – это было очевидно. И дети для него тоже ничего не значили: он застрелил троих людей у них на глазах, не заботясь о том, какое впечатление это могло на них произвести. Для него важно было только одно – «пусть заткнутся». Для него дети были грузом, вот чем. Грузом, который нужно куда-то доставить с определенной целью.

Именно этот аспект его поведения не позволял Летиции поддаться панике и опустить руки – нужно было следить за водителем очень пристально. Она слышала от мужа много рассказов о том, что некоторым жертвам нападения или похищения удается уцелеть, если они сопротивляются и сражаются до конца, превозмогая страх и отчаяние. Летиция знала, что, не будь в автобусе ее мальчишек и еще сорока детей, она уже давно сдалась бы, но одного взгляда на перепуганные мордашки ей было достаточно, чтобы почувствовать прилив энергии и воли к жизни.

А чтобы выжить, нужно быть предельно внимательной. Не упустить ни малейшей детали.

Однако в следующую секунду она поняла, что этого будет недостаточно. «Понятие “судьба” придумали лодыри», – часто повторял ей отец, когда она была маленькой и ждала от жизни подарков, ничего не делая для того, чтобы их получить. Нужно действовать. Что-то придумать.

Но Летиция не знала что, и боялась, что для нее все закончится так же, как для тех троих взрослых, утром вместе с ней поднявшихся в автобус, за рулем которого сидел сумасшедший убийца.

Нервный тик у водителя усиливался, и Летиция тревожно сжала кулаки. Желудок вдруг скрутило от боли, да так, что она скривилась и с трудом сдержала стон. Язва опять дала о себе знать. Как же некстати…

Почему он еще не взорвал весь автобус? Чего ждет? Вряд ли камер видеонаблюдения – он специально выбирает заброшенные старые дороги, где их нет, потому что не хочет, чтобы его отследили. И что он собирается делать, когда доберется до места назначения? Почему не активирует детонатор прямо сейчас?

Летиция не понимала его намерений, но знала, что нужно придумать собственный план действий как можно быстрее. Физически этот бугай в кепке гораздо сильнее, и он держит пистолет под рукой так, что может воспользоваться им в любой момент. К тому же ему достаточно согнуть большой палец, чтобы нажать на кнопку детонатора, – и тогда сорок четыре человека отправятся ad patres[66].

Вступить в схватку нельзя.

А позвать на помощь Сеньона без мобильника невозможно…

Летиция медленно обернулась и окинула взглядом салон. Дети – те из них, кто не впал в прострацию, – смотрели на нее с опаской и надеждой.

Здесь ученики из разных классов, самым старшим – лет десять-одиннадцать, вспомнила Летиция. Может ли быть, что родители дают им в таком возрасте мобильные телефоны? Ее собственной материнской этике это противоречило в корне; с другой стороны, дети растут в обществе, где средства коммуникации повсюду и все на них завязано. Вдруг у кого-то из этих детей отец или мать отличаются «широкими взглядами», не сказать потаканием, или хотят иметь возможность связаться с ребенком в любой момент?

Летиция колебалась. Одно дело – поставить под угрозу собственную жизнь, другое – рисковать жизнью детей, что недопустимо.

Им и так уже угрожает смертельная опасность.

Оставалось либо рискнуть, либо положиться на судьбу.

При этой мысли Летиция принялась осторожно ощупывать карманы в поисках бумаги и ручки. Разумеется, ничего подобного в карманах не было. Где моя сумка?!

Сумка валялась на полу прямо за креслом водителя, с другой стороны прохода, там, где она сидела, когда автобус отъезжал от школы.

Летиция повернулась к близнецам, посмотрела на них и закрыла глаза. Она не могла их об этом попросить. Но достать со своего места до сумки не было возможности, а если она встанет, водитель ее увидит, и ясно, чем все закончится.

Господи, нет, не вынуждай меня к этому. За что?!

Она вдруг поняла, что предпочла бы выбрать другого ребенка, и отогнала эту гнусную мысль.

Летиция слегка развернулась, как будто для того, чтобы присматривать за детьми в салоне, и закинула локоть на спинку сиденья. Затем пошевелила указательным пальцем, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы привлечь внимание Лео. Натан спал на его плече или просто сидел с закрытыми глазами. Летиция нервно ждала реакции сына, мысленно повторяя, что два прозрачно-голубых айсберга сейчас сосредоточены на дороге, водитель про нее забыл и думать.

Лео нахмурился и с подозрением уставился на мать.

У Летиции отчаянно заколотилось сердце. Тем же пальцем она указала на сумку. Лео, кажется, не понял. Он отпихнул Натана – тот застонал во сне и свернулся калачиком на кресле. Тогда Лео выглянул в проход и увидел сумку.