Нет, не совпадение. Патрик Маон – его подручный, так же, как ГФЛ, Людовик Мерсье и прочие.

Дьявол, напав на Лудивину, взялся за Сеньона.

Это целенаправленное преступление.

Гильем бросился к своему компу, открыл досье Патрика Маона, быстро нашел название последней психиатрической больницы, где тот проходил лечение пять месяцев назад, и сразу туда позвонил. Его несколько раз перебросили с одного внутреннего телефона на другой, но наконец кто-то из персонала изъявил желание ответить.

– Да, действительно, – прозвучал на том конце провода голос то ли врача, то ли секретаря, и у Гильема упало сердце, – доктор Брюссен часто проводит приемы в нашей больнице. Он хороший специалист по тяжелым патологиям с суицидальными наклонностями и мистическим бредом… В общем, дает консультации и занимается лечением некоторых наших пациентов.

– Патрик Маон был в числе его пациентов?

– Не имею права вам об этом говорить, тем более по телефону.

«Опять эта чертова врачебная тайна!» – рассвирепел Гильем.

– У вас поблизости есть радио или телевизор? – спросил он сквозь зубы.

– Э-э… да, телевизор есть. А что?

– Включите его.

– Какое это имеет отношение к…

– Включайте, живо! – рявкнул Гильем.

– Я положу трубку, если вы будете…

– Сорок два ученика взяты в заложники вашим бывшим пациентом Патриком Маоном! Включите свой гребаный телевизор – об этом уже наверняка трубят на всех каналах!

Довод подействовал – Гильем услышал, как заработал телевизор; шла программа новостей.

– Мать его… – выдохнул в трубку собеседник спустя несколько секунд.

– Если хотите дать этим детям шанс остаться в живых, отвечайте на мои гребаные вопросы!

Собеседник молчал – видимо, слушал комментарии журналистов.

– Да, – сказал он наконец. – Брюссен приезжал к Патрику Маону.

Гильем шарахнул трубкой по рычагу стационарного телефона и сразу набрал номер мобильника Жиана – тот ответил после первого же гудка.

– Полковник, целью был не шофер Довер, а автобус с детьми! Автобус, потому что в него должны были сесть сыновья и жена одного из наших! Это очередное «дьявольское преступление», и за ним стоит Брюссен! Он натравил на нас психа, которого специально для этого подготовил! Я проверил – Маон был его пациентом, как и все остальные!

Фразы выстреливали одна за другой, как пулеметные очереди, и каждая попадала куда следует.

– Он заставил Маона похитить детей не для того, чтобы потребовать выкуп! – не замолкал пулемет. – Он хочет показать нам, как они умрут! Маон их всех убьет!

– Чинь, я надеюсь, что вы ошибаетесь. От всей души надеюсь, что у вас разыгралось воображение.

– Нет, я проверил, говорю же! Все совпадает. Сомнений быть не может. Он хочет всех убить!

Гильем услышал в трубке шум автомобильного мотора на дальнем плане – Жиан был уже на пути в Ивелин.

– Спецназ ждет команды в Сатори, – сказал Жиан. – Как только мы вычислим местоположение автобуса, они начнут действовать.

– Еще кое-что, полковник. Я не могу дозвониться до Лудивины, и…

– Да плевать, Чинь! Сейчас мне плевать на Лудивину, она большая девочка!

Жиан дал «отбой».

В темных коридорах было столько пыли, что луч фонарика зримо висел в воздухе, как веревка, натянутая между двумя деревьями. Тысячи пылинок покачивались в этой полоске света, вихрились, пребывали в беспокойном движении, и Лудивине подумалось, что сумрак вокруг состоит из спящих микроорганизмов – она потревожила их своим вторжением в это святилище времени.

Однако следы в пыли на полу не оставляли сомнений – она была не единственным живым существом, дерзнувшим проникнуть в санаторий. Здесь побывал кто-то еще, и совсем недавно.

Она пошла по этим следам, ощупывая пространство лучом фонарика – каждое скопление пыли, каждую плитку на полу в черно-белом узоре. Следы привели ее в подвал и побежали дальше по узкому коридору между проржавевшими железными шкафами, набитыми историями болезни давних пациентов, затем по анфиладе кабинетов, где валялись рентгеновские снимки грудных клеток. Лудивина подняла один, второй, целую стопку; свет фонарика просачивался сквозь полые скелеты давно умерших мужчин и женщин, она видела их нутро, отравленное недугом, и снимки падали в пыль один за другим.

Санаторий полнился не дыханием ветра, а ледяным равнодушием. Он постанывал под грузом лет и забвения, а сырость разъедала его кости-балки – здание погибало от той же заразы, которая некогда убила его обитателей. Лудивина ждала встречи с призраками больных туберкулезом людей, но теперь она слышала трудное хриплое дыхание санатория, шептавшего ей в уши реквием самому себе.

Она продвигалась вперед по этому кладбищу воспоминаний с большой опаской, не забывая о том, что идет по следам серийного убийцы, безжалостного маньяка, который наверняка снабдил свое логово хитрыми ловушками, хотя в этом вряд ли была необходимость. Но излишняя осторожность лучше, чем дурацкая смерть, повторяла себе Лудивина, чтобы не ускорять шаг.

Она миновала зал, когда-то, видимо, служивший приемным покоем – там у стен стояли банкетки в пятнах плесени, дальше начинался коридор с крошечными кабинетами, оснащенными внушительного размера аппаратами – рентгеновскими и терапевтическими, – и переходил в другой, без дверей. Идти по следам дьявола было несложно – даже дьявол не властен над временем, и четкие отпечатки ног на полу можно убрать, лишь вычистив весь санаторий, что никому не под силу.

Брюссен умен, но он не волшебник.

Убийца приходил сюда слишком часто, чтобы не оставить признаков своего пребывания, к тому же он притащил сюда Альбану и Фредерика – теперь уже сомнений в этом быть не могло, Лудивина видела отпечатки нескольких пар ног своими глазами.

Она в очередной раз свернула за угол, спустилась на несколько ступенек и попала в помещение, полностью облицованное кафелем; воздух здесь был кисловато-затхлый, пахло смесью мочи и желчи. Лудивина крепче сжала фонарик. Золотистые пылинки поредели в желтом луче, как будто даже пыль избегала этого места.

Ритмично капала где-то вода, ветер злился и шипел, захваченный в ловушку вентиляционных труб, сердито шепелявил в темноте, окружавшей Лудивину.

Ей казалось, что сейчас она глубоко под землей. Сколько времени ей понадобилось, чтобы сюда спуститься? Минут десять, не больше. «И если возникнут проблемы, столько же времени уйдет на то, чтобы вернуться на поверхность», – с тревогой подумала она.

Не дергайся. Нет никаких причин нервничать.

Круг света от фонаря упал на пакет с веревками, лежащий на кафеле, и неожиданно блеснуло зазубренное лезвие ножа, словно коварный глаз.