Щелчок и свет погас.

– Ты тоже не будешь бояться от меня заразиться, если я лягу поближе к тебе? – услышал он её слова.

Господи, и что за голос у неё вдруг открылся… Она никогда не говорила так мягко, нежно и проникновенно. Да и ещё её голос звучал в полной темноте и тишине… Ему следует быть осторожным. Ещё парочка таких фраз, которые, как он не сопротивлялся, но неизбежно попадали ему в самое сердце, и он забудет обо всех её последних выходках.

Павел приподнял голову и посмотрел на тёмные и размытые очертания её силуэта. Потом он приподнял угол одеяла. Она придвинулась к нему и с кошачьей грацией уложила голову к его плечу, сложив кулачки прямо у себя перед носом, коснувшись его груди. Павел никогда не был романтиком, но в тот момент ему вспомнились обрывки сентиментальных романов, которые он откуда-то подхватил за свою жизнь. Ему показалось, что его сердце забилось не просто сильнее, а с новой силой, потому что к его телу присоединилась его долгоотсутствующая часть.

Он укрыл её краешком одеяла и его угол загнул за её спину. От этого она немного зашвырялась, пытаясь поуютнее устроиться. Потом её дыхание стало плавным, и еле слышно она произнесла:

– Спасибо тебе за всё… – а затем, по-видимому, сразу же задремала.

Павел медленно провёл рукой по её голове и поцеловал в макушку.

Наверное, в ту же секунду сон завладел и им.

***

Когда Аэлита начала идти на поправку, Павел позволил дочери её навестить. Эмма сильно испугалась, потому что подумала, что инопланетяне что-то сделали её маме. Аэлите, чтобы успокоить взволнованного ребёнка, пришлось выдумать историю о том, как ей удалось спасти мир от инопланетян.

С каждым днём состояние Аэлиты улучшалось. Только побаливало колено, и она испытывала слабость.

Теперь Павел заходил к ней каждый день, и они говорили о прошедшем дне. Иногда к ним присоединялась Эмма, которая своим задором вносила веселье в их компанию.

Павел оставался с ней на ночь, когда Аэлита его об этом просила. Она должна была признать, что ночи, проведённые без него, были тревожными, а её сон был поверхностным и беспокойным. Но она не могла просить его оставаться с ней каждую ночь. Потому что, когда она его об этом просила, то наблюдала за задумчиво-сопротивляющимся выражением на его лице. Нет, она не имела права злоупотреблять его добротой.

Конечно ни о какой физической близости между ними в эти ночи не могло быть и речи. Павел никогда бы так с ней не поступил из-за её болезни. Да и причём тут её болезнь, когда между ними выросла целая стена из вопросительных знаков.

***

Окончательно выздоровев, Аэлита решилась поговорить с Павлом. Этот разговор должен был окончательно расставить в их отношениях всё по местам.

Однажды Павел после работы зашёл к себе в кабинет. Аэлита подождала минут десять и отправилась за ним.

Уже приоткрыв дверь до неё вдруг дошло что она даже не подумала о том, чтобы переодеться. На ней была пижама с длинными рукавами и свободными штанами бледно-голубого цвета. Нет, ей не об этом сейчас нужно думать…

Войдя в кабинет, она увидела, что Павел сидел без света в полумраке и не был окружён рабочей обстановкой: на столе – идеальный порядок, компьютер выключен. Он просто сидел за столом, тупо уставившись в пол.

– Я не помешаю? – спросила она, хотя знала, что если и могла помешать, то только его размышлениям.

Павел посмотрел на неё. Его лицо не выражало на тот момент никаких эмоций.

– Проходи садись, – сказал он, поменяв положение в кресле.

Она потянулась к выключателю.

– Я включу свет…

– Нет, – остановил он её. – Только начало темнеть, а яркий свет меня угнетает. Если тебе хочется, то я могу включить настольную лампу?

Аэлита кивнула и Павел, нажав на кнопку, залил бледным светом небольшой участок на своём столе.

Она прошла внутрь кабинета и присела в кресло, предназначенное для деловых клиентов.

Он вопросительно смотрел на неё.

– Я сегодня чувствую себя гораздо лучше. И думаю, что смогу выдержать любую правду, которую услышу от тебя.

– О какой правде ты говоришь?

– Во время моей болезни ты вёл себя по отношению ко мне щадяще. Но прикрываясь холодной вежливостью и выдержанной заботой, ты прятал от меня свои настоящие чувства.

– Аэлита! – он усмехнулся. – Твоя прямота в последнее время меня просто обескураживает.

– Из-за недоговорённостей мы оба сильно пострадали. Нужно прекращать так делать.

– Я совершенно с тобой согласен!

Аэлите показалось, что он произнёс эти слова с излишним энтузиазмом.

– Ты меня так и ни разу не спросил, почему я пришла к тебе тогда… да и ещё в таком состоянии…

– Так тебе есть, что мне рассказать? Даже не знаю… Лично мне всё кажется простым. Ты решила прогуляться часик-другой, но попала под дождь и простудилась. Банальная ситуация, ты так не считаешь?

В этот момент Аэлите захотелось развернуться, уйти и больше никогда не начинать этого разговора. Но она подавила в себе это желание и продолжила, как будто не заметила колкости в его последних словах:

– Если тебе неинтересно, то я не буду ничего говорить. Я… я много думала и решила, что… – она запнулась и, посмотрев в пол, дотронулась пальцами до лица.

– Что же ты решила? – он задал ей вопрос в такой манере, как будто она собиралась сказать, что решила приготовить на ужин.

– Ты знаешь, что я не могу жить без дочери… и я поняла, что зря всё это затеяла. Я больше не хочу, чтобы из-за меня страдали другие и… если ты сможешь, то я готова продолжить жить так, как раньше. Как будто ничего не было.

– Как будто ничего не было… – повторил за ней Павел, растягивая слова, а потом спросил:

– Ты сама-то хочешь этого?

– Конечно. Зачем бы я тебе это говорила?

Павел горько улыбнулся после её слов, потом встал, подошёл к окошку и заглянул в него.

– Ты так говоришь только потому, что я не отдаю тебе Эмму? Ты будешь продолжать терпеть меня, лишь бы она не страдала?

– Конечно же это не так. Но меня волнует твоё мнение. Если ты не захочешь жить со мной после того, что я натворила, я тебя полностью пойму. Ты только скажи об этом сразу.

– Разве я тебя отсюда гоню?

– Нет, но судя по твоим колкостям, я понимаю, что ты не в восторге от моего присутствия.

Он ничего не ответил на