–Ты умерла,– хрипит он еле слышно.

–Нет, я здесь, Мэтт!

–Ты не понимаешь.– Он отстраняется и смотрит мне в глаза так пристально, что я покрываюсь мурашками.– Я чувствую, что ты умерла.

Он гладит меня по щекам, а потом притягивает к себе, и я судорожно цепляюсь за его крепкие плечи. Мир кружится в танце. А мы замерли, застыли будто статуи и ничего вокруг не видим. Одни посреди вселенной, одни среди незнакомцев. Если бы сейчас земля распалась на части, а небо свалилось на крыши домов, мы бы не заметили.

Мэтт гладит мои серебристые волосы, а я – его шрамы. Мы отвыкли от прикосновений, мы не успели привыкнуть.

Мы встречаемся взглядами, и я тихо спрашиваю:

–Что будет дальше?

–Не знаю.

–Но что нам делать?

Парень прикасается лбом к моему лбу и шепчет:

–Жить дальше.

Неужели он помнит? Но как? Уже хочу задать вопрос, но Мэттью оставляет на моих губах легкий поцелуй, и я послушно замолкаю.

–Пообещай мне кое-что,– шепчет Мэтт. И мы глядим друг другу в глаза.

–Что пообещать?

–Ты никогда не используешь на мне принуждение.

–Мэттью…

–Мы уедем.

–О чем ты?

–Окончим школу и уедем. Ты и я.

–Но куда?

–Куда угодно.– В его глазах загорается что-то теплое, яркое. Он нежно прикасается ко мне.– Но вместе.

–Мэтт…

–Пообещай.– Это принуждение. Сегодня Йоль, и я могла бы обидеться, но даже не думаю об этом. Мэттью прикасается ко мне лбом, а я облизываю обветренные губы.

–Обещаю.

Мэтт притягивает меня к себе и целует, а я представляю, как дорога излечивается от трещин, как стеклянные и цветные витражи церквей собираются воедино. Я представляю, как люди в Астерии забывают о том, что случилось, и продолжают жить.

Я не уверена, что мне удастся исправить все, что я наделала. Не уверена, что жизнь не найдет способ напомнить о том, что потеряно, и указать на то, что разбито. Но я постараюсь справиться. Ноа Морт дал мне второй шанс, и я должна им воспользоваться. Не имеет значения, как долго я буду испытывать вину, насколько сильно мне будет больно. Со мной рядом близкие люди, которые готовы принять меня такой, какая я есть.

Мэттью шепчет:

–Пошли домой.

Я киваю, он обнимает меня, и мы медленно уходим.

–Я догоню вас.

–Мы будем ждать тебя у выхода.– Мэри-Линетт сжимает мою руку и кивает. Глаза у нее красные, потому что всю службу она проплакала. Внутри что-то вспыхивает, но я не позволяю эмоциям взять верх. Только не сегодня, когда я должна быть сильной.

–Ты как?– Рядом неожиданно оказывается Мэтт.

–Все в порядке. Дайте мне пару минут.

Мэтт оставляет поцелуй на моей щеке и вместе со всеми уходит к машинам.

Я перевожу взгляд на каменное надгробие, тонкий слой снега уже лежит на земле. Я пытаюсь представить, что я сказала бы Норин, будь она рядом. И ничего не приходит на ум. Наверное, я опять расплакалась бы, потому что последнее время слезы выражают все, что накопилось у меня внутри, как бы прискорбно и жалко это ни выглядело.

Неожиданно возле надгробия словно из воздуха появляются фиолетовые цветы.

–Что за…

Я наблюдаю за тем, как цветы становятся все ярче и ярче, пока не перевоплощаются в букет орхидей. Ошеломленно оглядываюсь. Разве букеты появляются из ниоткуда? Тем более когда не я заставляю их появляться…

Мое внимание привлекает маленькая записка, черный прямоугольник. Я наклоняюсь к цветам, переворачиваю листок и растерянно хлопаю ресницами. Здесь лишь одна буква.

–Как романтично,– недовольно морщусь, разглядывая каллиграфическую букву «Л» на черном листке, и выпрямляюсь. Люцифер пытается продемонстрировать, что он умеет чувствовать? Нам ли с тетушками не знать, как он проявляет свою любовь.

Однако я все-таки не выбрасываю записку. Это ужасно глупо, но…

Неужели Дьявол сожалеет о смерти Норин Монфор? Мэттью говорил, что Дьявол в мгновение ока лишил Меган фон Страттен жизни, вырвав из ее груди сердце. Ей он тоже к могиле приложил букет с запиской? Осматриваюсь и вдруг замираю. Кладбище тут небольшое, деревьев почти нет. Спрятаться проблематично, именно поэтому я вижу не только силуэт девушки, но и ее лицо, ее золотистые волосы, серые глаза, я вижу Джил, и у меня внутри вспыхивает пламя.

Ладони в мгновение ока ошпаривают красные искры.

–Ты…

Девушка испуганно срывается с места, а я взмахиваю рукой, и она падает на землю, прямо в мокрый снег. Я бегу к ней, тяжело дыша, вспоминая, как она выстрелила, вспоминая, как она лишила мою тетушку жизни.

–Вставай!– Одно мое слово – и Джиллианна снова на ногах.

–Подожди, не надо.

–Не надо?– Зря она пришла.

Я едва могу дышать. Девушка испуганно моргает. Ее щеки покраснели от холода. А я не знаю, как утихомирить пожар, как взять себя в руки. Я вдруг отчетливо понимаю, что мне стоит лишь моргнуть, лишь щелкнуть пальцами, и я отомщу за Норин.

–Тебя не было,– заявляет Джил, и я недоуменно щурюсь.

–Что?

–Ты не пришла на похороны моего отца. Но ведь именно ты убила его.

Я замираю. Губы Джиллианны дрожат, глаза пылают, а я теряюсь, ведь была уверена, что принуждение подействовало на всех. Но она помнит. Она все помнит!

–Ты должна была забыть,– едва слышно отвечаю я и ощущаю колющую боль где-то в горле. Я пытаюсь сглотнуть ком, но не выходит.– Должна была…

–Ты его убила. Я это видела!

–Мне очень…

–…жаль?

Девушка трясется. Она закрывает ладонями лицо, а до меня вдруг доходит, что… что я не имею права ее осуждать. Эта мысль жжет, она разрезает меня на куски, ведь я должна люто ненавидеть этого человека, должна хотеть его смерти! Но Джил потеряла отца. Я его убила. Неважно, каким он был: хорошим или плохим. Он ее отец, а я его убийца.

–Ты…– Выпрямляюсь и гляжу в серые глаза Хью.– Ты должна забыть о том, что случилось в церкви. Твой отец умер, потому что болел. Твоя мать знала об этом.

–Мой отец болел.

–Верно. Но он не хотел тебя расстраивать и поэтому молчал.

–Молчал.

–И ты забудешь…– Делаю шаг вперед.– Забудешь о том, что убила Норин Монфор.

Джил кивает, а я протяжно выдыхаю.

–Но каждый день ты будешь просыпаться и чувствовать вину. Каждый день. Ты так и не узнаешь, откуда это ощущение. Но оно никуда не денется, всегда будет с тобой.