про Антона, как бы чего не возникло.

– Да. Этот гад свое отдавать не любит. И идальго, пожалуй, не уступит. Он тебя упорно два года ждал, ринулся к медведю в лапы. Нет, идальго не уступит. Если его наши исправительные лагеря не напугали. Вот дела. А, Верунчик?

– Меня знаешь, что еще удивило. Ведь по его «Гулял по Уралу Чапаев герой» видно, что он в курсе того самого дня рождения, где ты так ярко выступала. А он про это ни слова. Хотя ведь он – безопасность. Мог и спросить.

– И Чайка про это говорила. А если бы у него были бы сведения, что ты там была, наверняка бы спросил. Значит, нет у него таких сведений. Значит, кто-то только меня там запомнил. И видно по всему – случайно. А ты хотела возмутиться перед Чайкой?

– Но это же несправедливо.

– А если бы ты огласила, что это из-за тебя, думаешь лучше было бы? Так одну прикончат, а если бы ты брякнула – обоих.

– Да плюнь ты, Алька. Кому мы нужны? Даже сейчас Олег не стал меня спрашивать про это.

– Не Олег. А этот гад Лобов.

– Ну ладно, гад. Но ведь ничего не спрашивал.

– Надеешься, совесть у него проснулась?

– Ну, не знаю. Но он какой-то другой.

– Чайка одну верную мысль высказала. Тем, кто занимается освобождением хозяина, главное показать свою работу. И если бы ты сказала, что из-за тебя – это повод. Вот, мол, выявили двоих предателей. Но до суда вряд ли они решатся на мокрое дело. Слишком много будет шума. И разного рода подозрений и ниточек. И для прессы и для следствия. А на ход следствия уже практически не повлияет.

– Слушай, Алька, – удивилась я. – Как так получилось? С фотографией. Из этих гарвардских кто-нибудь рассказал, да еще фотография.

– Эх, – говорит Алька. – Хорошо бы посмотреть на эту фотку. Какая я там получилась? Они мне даже прозвище дали: красная бестия. Здорово. А кто настучал безопасности трудно сказать. Я думаю, кто-то случайно сидел в зале. Причем, не связанный с нашей безопасностью. Всякое может быть. А по факту действительно сходится все на мне. Отмечаю с Антоном день его рождения, и телефонные переговоры с ним. Так и прилепили меня к Антону. Так что, отдавай мне мужика. Отдашь? Нет? – начала она дурачиться.

– Брось ты, дело же серьезное.

– Может это и к лучшему. Настоящая роковая женщина ушла в тень, где ей и положено быть по всем авантюрным романам.

И она, смеясь, бросилась целовать и обнимать меня.

– Алька, да брось ты дурачиться. Мне тревожно, очень тревожно и за тебя и за себя. Особенно сейчас за тебя.

2

Сведения Чайки оказались правильными. Едва мы прилетели с Кипра, из СМИ узнали, что в суде назначено дело хозяина. Дело генеральных будет слушаться отдельно. Вначале хозяин – потом они. А я решила дать задание Юрику – подготовить исковые материалы по векселю к банку «Митроль» на подачу в арбитраж, и мы договорились встретиться с утра у Федоровны, в ЦБК. Поднимаясь на второй этаж вдруг вижу, мне навстречу Деревянченко. У него и нескольких его адвокатов были пропуски в ЦБК для работы с материалами фирм и бухгалтерами. Увидев меня, расплылся в улыбке.

– Вероника Николаевна, добрый день. Как у вас идут дела?

И хотя мне Алька давала строгие инструкции – с нашими адвокатами ни о чем не беседовать, я ответила ему на приветствие. Хотела уже пройти мимо, но он попросил задержаться на минуту. Мы стояли на площадке между этажами. Алька меня еще предупреждала, что бы я с ними была осторожнее в разговоре, они могут его записывать.

– Вероника Николаевна. Я хотел бы лично извиниться перед вами за ту оплошность, которую допустил наш адвокат Шнырь. Это действительно большая оплошность.

– А оплошность это была, или он исходил, как он мне говорил и убеждал, из какой-то общей концепции защиты?

– Глупый человек. Какая такая концепция, мы представляем ваши интересы в соответствии с законом, исходя из ваших интересов. В первую очередь – ваших. А он – общая концепция. Глупый человек. Ведь договор между нами на представительство и сейчас не расторгнут. Я об этом договорился с Полиной Ивановной. Вы ведь, наверное, слышали, что уже назначено дело хозяина. Вы, я думаю, будете вызваны по этому делу в суд в качестве свидетеля. Мы можем послать вам в помощь адвоката, естественно не Шныря, а другого. Мы об этом говорили и с Полиной Ивановной, только вот позавчера. Я ведь лишь вчера прилетел с Кипра.

– Спасибо. Но я решила, что в той ситуации, в которой я нахожусь, мне адвокат не нужен.

– Но вы же не юрист, и как я слышал, высшего образования не имеете.

Вот думаю, сволочь, все про меня узнал. Все да не все, морда наглая.

– Вы, я вижу, про меня многое уже знаете.

– Это ваша безопасность ознакомила меня с вашим досье. Может не все, конечно, но биографию и семейные данные, образование – это они рассказали.

– Я за время следствия много чему научилась. Считаю, что этих знаний мне достаточно, чтобы оценить возможную опасность. Не знаю почему, но вот от вас исходит какая-то аура, не чтобы неискренности, – и думаю, дай ему потравлю. – А скорее загадочности.

– Вот здесь вы ошибаетесь, – улыбается.

Но вижу, вот этой самой загадочностью польщен, сволочь мордатая.

– Ну а по части того, что у меня что-то на уме. Я же адвокат. А у адвоката всегда должно быть что-то на уме. Вижу, не договорились мы.

– Нет.

– Но процесс над хозяином будет долго идти, и когда вас вызовут в суд, я буду знать. Я к вам еще подойду.

Юрик был уже у Федоровны и смотрел материалы, которые ему подобрали.

– Деревянченко встретила? – спросила Федоровна.

Я кивнула головой.

– Заходил сюда, спрашивал, как справляемся, каковы успехи.

– Предлагал возобновить участие, предлагал адвоката, конечно, не Шныря, другого. Я ему отказала. Я лучше с Юриком пойду. Пойдешь со мной, студент?

– С вами, Вероника Николаевна, хоть на край света. Я не шучу, между прочим.

– А духу хватит, на край света? – смеется Федоровна.

– Не знаю, как с духом, но готов защищать вас хоть на следствии, хоть в суде, пока пульс бьется, – заявил Юрик с горячностью.

Мы с Федоровной как принялись хохотать.

– Смейтесь, смейтесь, – улыбается он. – Но если надо, буду стоять насмерть.

Мы с Федоровной продолжаем хохотать и никак не остановимся.

– Вот вы смеетесь. А однажды, когда Вероника Николаевна стояла около нашего подъезда на Гусарском, я выходил из машины. Меня иногда подвозит мой отец. Выходя я ему сказал, что вы мой шеф. Мама была с ним в машине и потом рассказывала, что отец разинул от удивления рот, и до следующего светофора так с разинутым ртом и ехал.

– Ладно, кабальеро, – смеется Федоровна. – Исковое заявление можешь составить?

– Не вопрос, Елена Федоровна. Вы только проплатите пошлину. Хотите, сумму расчета я вам дам, или вы сами?

– Не учи маэстро, студент.

– Извиняюсь, Елена Федоровна. Тогда жду платежку, и в арбитражный суд. Я тут с опытным народом посоветовался. Мне сказали, что иск, в общем-то, бесспорный, – и ко мне. – Буду вам докладывать ежедневно.

Алька, когда узнала, что ко мне подходил Деревянченко, сделала вывод, что они нас в покое не оставят.

– Помнишь, Чайка говорила нам, как Деревянченко ее убеждал, что не все проиграно, и в суде