– Тайно? – подхватил Бартош. – Это будет трудно, потому что люди слишком хорошо знают вашу милость и слишком много глаз смотрит на каждый ваш шаг; но хотя бы явно, кто может это запретить? Едет ведь Опольчик, почему бы не поехать вашей милости? Перемирие как-никак, ничего не захотят и не смогут вам сделать.

Семко в этот день не продолжал разговора, но назавтра наедине с Бартошем он возобновил его. Он не мог надивиться той перемене, какую нашёл в князе, стоял и слушал, не веря. Он удивлялся не решениям, потому что их диктовала необходимость, но необычному спокойствию и равнодушию. Взрывов гнева, нареканий, к каким он привык, он из его уст не слышал.

– Что с ним случилось? – повторял он про себя. – Что с ним стало?

Ни канцлер, ни воевода не могли ему объяснить. Вещь была удивительная, непонятная, но счастливая, и Бартош боялся только, чтобы внезапно не вернулась прежняя натура. Даже перед этим своим поверенным, которому больше всех доверял, князь не выдал себя.

Старая Блахова и Улина, увидев, что он так изменился, догадались, угадали, что, должно быть, произошла какая-то перемена.

Особенно девушка, радостная за брата и подозрительная, замечающая мельчайшую подробность и выводящая из неё горькие заключения, после его возвращения из последней экспедиции увидела, что у князя на пальце не было кольца княгини Юлианны… Это пробудило в ней догадки.

Однажды она спросила князя, что с ним случилось. Семко быстро поглядел на неё и равнодушно ответил, что потерял его на охоте. Улина покачала головкой; читала с его лица, что он лгал. Молчаливая и грустная, она шпионила теперь за каждым его шагом.

В конце сентября начали делать приготовления к какому-то путешествию, в котором и Бартош должен был сопутствовать князю. Проницательная девушка уже догадалась о его цели. Одного вечера, смело смотря ему в глаза, она сказала с ударением:

– Тебе очень хочется увидеть прекрасную королеву?

Семко поглядел на неё, пожимая плечами.

– А если бы и так было?

– Я бы уже не удивлялась, – сказал Улина. – Ты пытался заполучить корону, за которую дорого заплатил, хоть тебе её дали только на день; можешь стараться и о королеве, которой на час тебе не дадут! Плохо тебе было в спокойном доме с нами…

Семко, слушая, хмурился.

– У вас, баб, разума поболее, чем у нас; вас надо слушать! – сказал он иронично, но, увидев, что у девушки стояли в глазах слёзы, пожалел её.

Он встал и поласкал её по головке, обнимая за шею.

Девушка, словно забыла обо всём, что было на сердце, прижалась к нему и прикрыла глаза. Наступила минута молчания и, как обычно, на пороге показалась старая Блахова. Можно было быть уверенным, что всякое более нежное их сближение всегда вызывало её из угла. Улина не обратила на мать внимания и не отошла от князя, который тоже остался на месте, только взглянув на старуху, словно упрекал её в этом неверии.

Блахова ничего не сказала, начала крутиться по комнате, наводить порядок, убираться по углам, пока не дождалась, когда князь вернулся на свой стул, а Улина, громким поцелуем попрощавшись с ним, не ушла к своей прялке.

Дорожные приготовления никому не позволяли определить цели поездки; князь ехал с маленьким двором самых близких, даже колебался, брать ли с собой канцлера; но, несмотря на то, что хотел скрыться в Кракове, чтобы о нём не знали, он чувствовал, что евреи-кредиторы найдут его и будут нападать. Тогда канцлер мог понадобиться ему для новых переговоров с ними.

Перед самым отъездом ему нанёс визит неожиданный гость, который сам сначала не явился в замок, а прислал вперёд Бобрка. Однажды клеха пришёл к канцлеру и прошептал ему, что один из мальборкских монахов, отправленный магистром, хотел увидиться с князем. Час спустя в замок приехал, одетый как рыцарь, но без всяких знаков, которые позволяли бы в нём узнать крестоносца, товарищ маршалка Валленрода, Мальхер Сундштейн. Был это один из тех, которых Орден использовал для своих дипломатических миссий, человек хитрый, у которого больше было качеств прокуратора, чем рыцаря.

Князь принял его наедине.

Посланец Цёлльнера начал с каких-то мелочей, касающихся законов торговли и провоза в той части Мазовии, которую Орден держал как залог. Это были настолько незначительные вопросы, что князь с трудом мог поверить, что ради них к нему отправили Сундштейна. Спорные пункты были улажены в нескольких словах.

Тогда Мальхер начал нейтральный разговор о делах Мазовии и Польши, о приезде королевы, и пытался расспросить Семко, который ничего выдавать не хотел. Он уговаривал князя, чтобы старался сблизиться с молодой пани, о приезде которой объявляли, и гарантировал ему, что Орден будет его поддерживать.

– А каким же образом вы там можете быть мне полезными? – спросил с любопытством Семко.

Сундштейн улыбнулся.

– Верьте мне, ваша милость, – сказал он, – что у нас везде есть друзья так же, как и враги. В Польше тоже, хотя друзья Ордена бояться выдавать себя и не выступают открыто, но они сильные и деятельные. Князь, – добавил рыцарь Мальхер, – вы должны ехать в Краков… и пытаться добиться расположения молодой государыни и кого-нибудь из двора.

– Это был бы хороший совет, – ответил Семко, – если бы я, так же, как вы, рядом с врагами мог рассчитывать на каких-нибудь приятелей. У меня их там нет, а такие люди, как воевода Спытек, очень настроены против меня.

– Однако может так статься, что князя будут превозносить, несмотря на это, над Вильгельмом и над язычником, который никакого права знать не захочет, и как невольников взял бы их в железный кулак. Езжайте, князь.

Семко не хотел открыть то, что его отъезд уже решён; он отвечал, что подумает и посмотрит. В течение дальнейшего разговора Мальхер сильно настаивал. Семко убедился из него, что Орден был осведомлён о предприятии Ягайллы, но надеялся его предотвратить. При воспоминании о Ягайлле в рыцарях кипела кровь, видели опасность. Князь хотел спросить, на чьей стороне были крестоносцы в Кракове, но посол сослался на то, что это было тайной, известной одному магистру.

После долгих и сильных настояний, которыми крестоносец пытался влить в него надежду и уговорить совершить поездку, наконец он уехал, ещё гарантируя князю, что Орден готов ему помочь.

Тихо и незаметно Семко вместе с Бартошем, канцлером и маленьким вооружённым отрядом в последние дни сентября выехал из Плоцка.

Весь его отряд совсем не походил на княжеский, людей было немного и вооружение, хоть отличное, но невзрачное. Отправленный вперёд каморник имел поручение найти в столице