Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо, сэр. Вы очень любезны. Но у нас осталось слишком мало дневного времени.
— Конечно, конечно. Как это я не подумал. Но у вас, наверное, почти не осталось и надежды.
— Откровенно говоря, никакой. Но, вы сами понимаете...
— Мы скрестим пальцы, чтобы вам повезло, даже если остается один шанс из миллиона. Желаю удачи, мистер Джонсон.— Он пожал мне руку и повернулся. Его дочь помялась немного, потом протянула руку и улыбнулась. Порыв ветра открыл на мгновенье ее лицо, и когда она улыбнулась, конец Дейрдре и гебридской мечты показались мне не очень существенными. Я вернулся к вертолету.
— У нас остается мало топлива и мало времени,— сказал Вильямс.— Еще какой-нибудь час, и нас накроет темнота. Куда теперь, мистер Калверт?
— На север. Вдоль этой лужайки. Похоже, что ее использовали как взлетную полосу для небольшого самолета. Я хочу осмотреть дальний ее конец, у обрыва. Поторопитесь.— Он исполнил приказание, и еще через десять минут мы продолжили полет прямо на север, пока не удалились от островов на достаточное расстояние, после чего, сделав большой полукруг, легли на обратный курс.
Солнце уже зашло, и наступила скорее ночь, чем сумерки, когда мы подлетели к песчаной бухте на восточном берегу острова Торбей. Я с трудом различал внизу темную массу покрытого лесом острова, легкое серебристое поблескивание песка в полукруге обрамляющих бухту черных скал. На мой взгляд, подлететь к бухте было чертовски трудно. Но Вильямс выглядел невозмутимым, словно мамаша на детских соревнованиях, которая успела сунуть в карман судьи пятифунтовую бумажку и теперь уверена в успехе своего чада. Раз уж он не беспокоится, то мне тем более нечего суетиться. В вертолетах я ничего не смыслил, но достаточно понимал в людях, чтобы отличить пилота экстра-класса от новичка, сидя в соседнем кресле. Меня волновала только перспектива нового похода через эти непроходимые дебри. Во всяком случае, теперь мне торопиться не придется.
Вильямс протянул руку, чтобы включить посадочные прожектора, но свет вспыхнул на долю секунды раньше, чем Вильямс успел повернуть тумблер. Свет не с вертолета, а с земли. Свет яркий, слепящий. По крайней мере, пятидюймовый прожектор был установлен где-то посередине бухты. Некоторое время луч света перемещался, потом зафиксировался в одном положении на носу вертолета, освещая кабину, словно яркое полуденное солнце. Я отвернул голову в сторону, чтобы не слепило глаза, и увидел, как Вильямс вскинул руку, пытаясь прикрыть глаза, а потом... навалился на приборную доску грудью, в центре которой расплывалось большое красное пятно. Я рванулся вперед и вниз, инстинктивно пытаясь найти укрытие от града автоматных пуль, прошивающих кабину. Вертолет, потеряв управление, падал носом вниз, медленно вращаясь вокруг своей оси. Я попытался вырвать рычаги управления из рук мертвого Вильямса. В этот момент траектория пуль изменилась. То ли потому, что стрелявший сменил цель, то ли потому, что его застало врасплох резкое падение вертолета. Сумасшедшая какофония звуков от рева двигателя и стука пуль об обшивку, стальной визг в ушах вдруг резко прекратились. Двигатель заглох, будто кто-то выключил зажигание, стрельба прекратилась. Вертолет безжизненно падал. Это длилось доли секунды, и я никак не мог задержать падение. Сжался в комок, пытаясь подготовить себя к удару при входе в воду. Удар не замедлил последовать. Это был страшный, сокрушительный удар, я просто представить не мог удар такой силы. Мы рухнули не в воду, а на торчащие вблизи берега рифы.
Я попытался добраться до двери, но безуспешно. Вертолет упал носом вниз на дальнюю от берега крутую поверхность рифа. Я оказался под приборной панелью, в самом низу, дверь была выше. Я просто не мог до нее дотянуться. Кроме того, у меня был шок от удара и не было сил встать. Ледяные струи воды били через отверстия в обшивке кабины. На мгновенье наступила могильная тишина, шипенье воды только усиливало это впечатление. Затем стрельба возобновилась. Пули пробивали нижнюю часть пола кабины и проходили насквозь в метре от того места, где я находился. Дважды я слышал зловещий свист над своим правым плечом и инстинктивно попытался поглубже спрятаться в прибывающую ледяную воду. Тем временем, вероятно, под напором двух сил — проникающей в кабину воды и ударов пуль по фюзеляжу — вертолет дернулся, застыл на мгновенье, после чего заскользил по поверхности рифа и носом вниз, словно камень, пошел ко дну.
ГЛАВА ПЯТАЯ.
Среда, вечерние сумерки — 8.40 вечера
Среди самых нелепых выдумок людей, которые совершенно не представляют себе то, о чем болтают, одно из первых мест занимает безответственное утверждение, будто смерть утопленника легка, спокойна и почти что приятна. Вранье. Это жуткая смерть. Я знаю, потому что тонул, и это не доставляло мне никакого удовольствия. В гудящую голову как будто закачали сжатый воздух, уши и глаза дико болели. В носу, во рту, в животе было полно соленой морской воды. Легкие разрывались на части и горели так, будто кто-то залил в них бензин и чиркнул спичкой. Может быть, если бы мне удалось сделать глубокий вдох полной грудью, последний глоток в жизни, который погасил бы огонь в легких, я почувствовал бы себя легко, спокойно и приятно. Но в тот момент мне так не думалось, и я не хотел рисковать.
Проклятую дверь заклинило. Было бы странно, если бы этого не случилось после падения на скалу и удара о дно. Я толкал дверь, дергал, колотил в нее кулаками. Она не поддавалась. Кровь стучала в ушах, адское пламя охватило легкие и грудь, как бы стремясь выжечь из меня остатки жизни. Я уперся обеими ногами в приборную панель и схватился руками за ручку двери. Оттолкнувшись ногами, рванул ручку с отчаянной силой человека, стоящего одной ногой в могиле. Ручка отлетела, а я, по инерции, проскочил вперед и вверх, в самый хвост зарывшегося носом в ил вертолета. Тут почувствовал, что легкие больше не выдерживают. Лучше смерть, чем такие муки. Пузырьки воздуха вырвались из моих ноздрей, и я широко раскрыл рот, чтобы последним судорожным глотком наполнить легкие соленой водой.
Но вместо морской воды неожиданно набрал полные легкие воздуха. Ядовитого, спертого, наполненного
